Созвон с инвесторами прошёл неожиданно хорошо, хотя Тамара ощущала, что не проявила весь свой потенциал. Её голос звучал уверенно, а ответы были ясными, но за внешней собранностью скрывалось огромное внутреннее напряжение. Ей доставляло колоссальное напряжение сдерживаться и не показать своё истинное состояние. Как только последний участник покинул виртуальный зал, Тамара откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, ощущая неприятные удары в висках. Облегчения от завершения важного этапа работы почти не появилось — тревога перед возвращением мужа полностью заглушила его.
Вечер незаметно наступил, наполняя квартиру густеющими тенями. Любой звук в подъезде заставлял Тамару вскакивать. Наконец, около семи, в замке повернулся ключ, и на пороге возник Владимир. Одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: Нина Викторовна действительно не теряла напрасно времени. Он был мрачным, словно осенняя туча, взгляд его уходил в пустоту, губы плотно сжаты в точности, как у матери. Молча он прошёл в комнату, швырнул портфель на диван и начал расстёгивать рубашку, игнорируя жену сознательно. Эта немая игра была хуже любого крика.
Тамара выжидала. Она знала, что он долго не выдержит, что материнские наставления и обиды будут накапливаться в нём. Так и произошло. Сняв рубашку и оставаясь только в майке, он наконец повернулся к ней лицом.
— Ну что, ты довольна собой? — произнёс он тихо, но в голосе звучала сталь, которой Тамара раньше у него не замечала. Или, возможно, просто не хотела замечать. — Мать звонила. Она в шоке от твоего поведения. Ты вообще отдаёшь себе отчёт в том, что натворила?
Тамара медленно поднялась со стула, чувствуя, как внутри вновь разгорается волна возмущения. Её попытка спокойно объяснить ситуацию казалась обречённой на провал уже с самого начала.
— Что я такого натворила, Вова? — поинтересовалась она, стараясь удержать голос ровным. — Отказалась по первому зову бросить свою работу и кинуться чистить квартиру твоей мамы перед приездом её подруги? Или, может быть, я «натворила», не позволив ей называть меня «малолеткой бессовестной» и угрожать твоей расправой?
Услышав эти слова, Владимир поморщился, словно от зубной боли.
— Ну, знаешь, Тамара, и ты неплоха. Можно было бы потоньше подойти к делу. Мама ведь старше, она… просто волнуется. У неё эта Люба раз в век приезжает, хотела, чтобы всё было идеально. А ты сразу в позицию встала. Неужели было так трудно немного уступить? Это ведь не повседневность.
— Идти навстречу — одно, Вова, — возразила Тамара, чувствовала, как её терпение иссякает. — А быть бесплатной прислугой, которую можно в любой момент позвать и которой можно хамить — совсем другое! У меня была важная рабочая встреча, я тебе говорила. Работа, которая, кстати, добавляет неплохие гривны в наш семейный бюджет. Или и это для твоей мамы не аргумент?
— Какая разница в гривнах? — отмахнулся Владимир, и этот жест казался настолько материнским, что Тамару аж передёрнуло. — Речь идёт об уважении! Мама просто попросила помочь. А ты устроила такой спектакль! Она говорит, ты чуть ли не с кулаками на неё накинулась, орала, как ненормальная.
— Я орала?! — Тамара смотрела на мужа с недоверием. — Это она на меня орала, Вова! Она угрожала мне! Сказала, что ты «мозги мне вправишь»! Ты считаешь это нормальным? Ты считаешь, что твоя мать имеет право так разговаривать со мной, с женой твоей?
Владимир отвернулся, прошёлся по комнате. Было видно, что ему неприятен разговор, что он не хотел бы его вести, но давление материнских слов не отпускало.
— Может, она и перегнула палку немного, — сказал он неохотно, пытаясь сгладить ситуацию, но лишь ухудшил её. — Но ты должна понять её. Она такая женщина, для неё всё это… ну, ты знаешь. Послушание, уважение к старшим. Просто извинилась бы — и всё бы уладилось. Зачем раздувать скандал?
— Извиниться?! — Тамара почувствовала, как что-то внутри оборвалось. — За что? За чувство собственного достоинства? За то, что не позволяю с собой так обращаться? Или за то, что у меня были планы на выходной? Ты вообще слышишь себя? На чьей ты стороне?
Разговор явно вяз в тупике, превращаясь в обмен упрёками. Тамара видела, что муж не настроен поддерживать её, что он уже выбрал сторону матери, и это причиняло ей самую большую боль. Она ожидала непонимания и давления, но не такого откровенного предательства её чувств и позиции. Вечер становился всё напряжённее, и это было только начало.
— На чьей я стороне? — Владимир почти взорвался, лицо покрылось пятнами, что всегда случалось при сильном волнении или гневе. — Я на стороне здравого смысла, Тамара! А здравый смысл говорит: уважать старших, особенно мать! Она жизнь за меня отдала, а ты… ты ей грубишь, не уважаешь! Чего хочешь добиться? Чтобы она совсем перестала с нами общаться? Чтобы отвернулась?