Ваня медленно поднял глаза.
— Я не пытаюсь пугать. Я ищу мать…
Внезапно он взглянул прямо на Олю.
— Это могла бы быть она… Но у неё доброе сердце. А у другой… — он замялся, — у другой сердце ледяное.
Той же ночи раздался скрип — дверь в подвал, которая долгое время оставалась запертой, медленно начала открываться. Из тени выползло нечто — не человек и не совсем призрак. Это была она. Нина Петровна. Вся в измороси, с синими пальцами и глазами, наполненными ледяным ужасом.
— Ты пообещал, что я исчезну, — прошипела она Ване. — Ты сказал: всё закончится!
Ваня посмотрел на неё без злости, лишь с грустью:
— Это не моё решение. Лёд выбрал. Ты должна была понять последнее слово. Но не смогла.
Он повернулся к женщине и Оле:
— Уходите.
Дом содрогнулся. Он вспыхнул синим светом, словно внутри что-то древнее пробудилось. Стены заскрипели, деревянные балки треснули, и с потолка стелился пар — не горячий, а ледяной, словно дыхание самого Бердянска. Но мать с дочерью успели выбежать на улицу. Они наблюдали, как из-под крыши поднимается белый пар, а в дыму на мгновение возникает силуэт ребёнка с зайцем в руках — затем исчезает.
Они уехали той же ночью. Навсегда.
С тех пор на Бердянске появилась табличка:
«СТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН. ОПАСНАЯ ЗОНА. ПАМЯТЬ НЕ СПИТ»
А в Кременчуге тайно обсуждали:
— Если слышишь шаги по льду… не оборачивайся.
Потому что кто-то там все ещё ждёт.
Тот, кому когда-то обещали стать матерью…
Прошло семь лет.
Бердянск стал легендой. Заброшенный, с покосившимся забором, он больше не притягивал ни детей, ни отважных подростков. Даже самые смелые обходили его стороной, чувствуя, что за линией камышей живёт нечто большее, чем просто воспоминания.
Говорили, что иногда оттуда поднимается туман — густой, словно живой. В этом тумане слышался детский смех. А однажды весной исчез школьник по имени Игорь. Он пошёл на спор — и не вернулся. Единственное, что нашли — деревянного зайца на воде.
Оля стала подростком. Спокойной, замкнутой. Но каждую зиму она чувствовала, как Бердянск зовёт её. Мама давно уехала в город, где нет прошлого и нет голосов из воды. Но Оля знала: она не освобождена.
Однажды ночью она проснулась и увидела на стекле отпечаток руки — мокрый, детский.
— Ты же обещал, что всё закончилось… — прошептала она, глядя в зеркало.
В ответ было только молчание.
Ей приснился сон. Бердянск. Центральная прорубь. Подо льдом — он. Ваня. С зайцем в руках. Он не звал. Лишь смотрел. Грустно. Одиноко.
— Почему ты не уходишь? — спросила она.