Меня поразила собственная свекровь. Утром открываю шкаф — а он пустой. Точнее, не совсем пустой, а… Господи, что здесь произошло? Где мои платья? Куда они делись, черт возьми?
Стою, уставившись на эти… эти серые тряпки, висевшие вместо моих любимых нарядов. Беру вешалки, перебираю одну за другой. Может, это сон? Или какой-то кошмар?
Джинсы на месте, блузки тоже… Но платьев нет. Нет ни синего в горошек, ни зеленого шелкового. Кораллового платья, того самого, в котором Илья говорил, что я похожа на весеннее утро… Вместо них висят какие-то…
Боже мой, что это вообще такое? Свитера? Серые, мохнатые, пахнущие нафталином свитера!
— Тамара Сергеевна! — кричу я, выбегая из спальни и чуть не ударяясь о дверной косяк. — Тамара Сергеевна! Вы… Вы же видели… где мои…
Она стоит у плиты, помешивает гречку в кастрюле. Спина прямая, словно палку проглотила, плечи приподняты. Не оборачивается. Как будто ждет этого разговора.
— Тамара Сергеевна, ну скажите же! — подбегаю к ней, хватаю за рукав халата. — Где мои летние платья? Почему в шкафу на их месте какие-то…
Наконец она поворачивается. Лицо спокойно, даже словно довольное.
— Ах, Олечка, деточка моя… — говорит она тоном, будто обсуждаем меню на ужин. — Ну зачем так переживать? Я же тебе, помнишь, не раз намекала… как можно в твоем положении ходить в таких… скажем прямо, вызывающих нарядах?
— Каком положении? — голос срывается, становится визгливым. — Тамара Сергеевна, какая разница? Это же мои вещи! Личные вещи!
— Деточка, деточка… — она подходит ближе, протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, но я отстраняюсь. — Ты теперь… Ну как объяснить… Ты замужняя женщина! Жена моего сына! Что подумают соседи? Что скажут люди? Что ходит тут…
Она морщится, словно испытывая зубную боль.
— Декольте показывает, рукава короткие… Мужчины же смотрят!
— И что в этом страшного? — хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. — Почему я не могу… почему я не должна быть красивой?
— Можешь, конечно, — кивает она снисходительно, как учительница с двоечником. — Но для кого? Для мужа! Для семьи! А не для… всех этих посторонних! Замужняя женщина должна быть… как икона.
Она складывает руки на груди.
— Недоступная, скромная. Чтобы уважали, понимаешь? А ты выглядишь слишком доступной.
Кровь стучит в висках. Руки дрожат так, что приходится сжимать их в кулаки.
— Где мои платья? — шепчу. — Что вы с ними сделали?
— А зачем они тебе? — искренне удивляется Тамара Сергеевна, наклоняя голову набок. — Я отдала их отцу Михаилу в церковь. Он нуждающимся раздаст. Пусть хоть кому-то пользы принесут, а то просто висели… Мертвым грузом.
Она кивает в сторону спальни.
— А эти свитера, посмотри, какие приличные! Тепло и красиво, и никто не будет пялиться.
— Какому отцу Михаилу? — заикаюсь. — Зачем ему мои платья с декольте?
Я бегу к Илье, врываюсь в его комнату. Он сидит за компьютером в наушниках, стучит по клавишам.
— Илья! — дергаю его за плечо, снимаю наушники. — Ты слышишь? Твоя мать… Она украла мои платья! Понимаешь? Залезла в наш шкаф и отдала мою одежду на благотворительность!
Он медленно поворачивается в кресле. На лице выражение, будто я сказала, что сахар кончился.
— Ну… — протягивает он, почесывая затылок. — Ну и что такого? Твои платья маме не нравятся… И что?
— Как что? — хватаюсь за спинку его кресла, чтобы не упасть. — Ты понимаешь, что она сделала? Взяла мои личные вещи и выбросила! Без разрешения! Это же воровство!