— Ты что, совсем с ума сошла?! — стояла посреди комнаты сына Ольга Ивановна, размахивая его собственной рубашкой. — С какой-то пигалицей собралась жить! Ты хоть осознаёшь, что творишь?!
Илья молча укладывал вещи в спортивную сумку: джинсы, футболки, носки. Руки не дрожали — он давно был готов к этому разговору.
— Мам, её зовут Катя. И она вовсе не пигалица.
— Катя! — насмешливо повторила Ольга Ивановна. — Видела я твою Катю! Худющая, глаза выпученные! И на два года старше тебя!
— На год.
— Какая разница! Ты ещё молоком с губ не обсох, а уже жить вместе собираешься! Где? На какие деньги?
Илья застегнул сумку и повернулся к матери. В свои двадцать он был значительно выше её, но под её взглядом ощущал себя маленьким мальчиком.
— Мы снимаем квартиру. Я работаю, если ты забыла. И учусь заочно.
— Работаешь! — Ольга Ивановна взмахнула руками. — В автосервисе! Механиком! Я для этого тебя растила?
— А зачем ты меня растила, мам? Чтобы я до тридцати жил с тобой?
Удар оказался точным. Ольга Ивановна побледнела, затем покраснела.
— Я всю жизнь тебе отдала! Одна тебя вырастила! И вот какая благодарность — бросаешь меня ради первой встречной!
— Я тебя не бросаю. Просто хочу жить своей жизнью.
— Своей жизнью! А кто тебе стирать будет? Готовить? Убирать? Твоя Катька?
— Представь себе — да. И я тоже. Мы взрослые люди, мам.
Ольга Ивановна опустилась на кровать. По щекам покатились слёзы — проверенное средство, которое всегда работало.
— Ильяня, зачем тебе это? Живи дома, приводи свою девочку в гости. Я не возражаю! Но зачем съезжать?
Илья сел рядом, обнял мать за плечи.
— Мам, пойми. Мне двадцать лет. Все мои друзья давно обосновались отдельно. А я до сих пор отпрашиваюсь, если задерживаюсь. Ты проверяешь карманы, читаешь переписку…
— Я беспокоюсь за тебя!
— Я знаю. Но мне нужно жить самостоятельно. Ошибаться, учиться на своих ошибках. Иначе я так и останусь маменькиным сынком.
— Ты не маменькин сынок! — возмутилась Ольга Ивановна.
— Мам, ты вчера приехала за мной на работу, потому что я не ответил на звонок. При всех ребятах. Знаешь, как надо мной теперь смеются?
Ольга Ивановна встала и отошла к окну. За стеклом была привычная спальная Христиновка — девятиэтажки, детская площадка, парковка. Всё это она видела двадцать лет — с тех пор, как осталась одна с маленьким Ильёй.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она тихо.
— Сегодня. Катя ждёт внизу с такси.
— Она даже не поднялась сюда!
— Я попросил её не подниматься, чтобы не было… вот этого всего.
Ольга Ивановна резко повернулась.
— Уходи! Иди к своей Катьке! Но когда она тебя бросит, не возвращайся!
— Мам…
— Уходи, я сказала!
Илья взял сумку и направился к двери. Обернувшись, сказал:
— Я буду звонить. И приезжать. Ты же знаешь, что люблю тебя?
Ольга Ивановна отвернулась. Захлопнула дверь. Шаги сына затихли на лестнице.
Она подошла к окну, увидела, как Илья выходит из подъезда. Рядом с машиной его ждала девушка — небольшая, хрупкая, с длинными тёмными волосами. Илья обнял её, поцеловал. Они сели в такси и уехали.
Ольга Ивановна стояла у окна, пока машина не исчезла за углом. Затем пошла на кухню, налила себе валерьянки. Руки дрожали так сильно, что половина лекарства пролилась мимо.
Квартира внезапно показалась огромной и пустой. Тишина давила на уши. Двадцать лет она жила ради сына. Вставала в шесть утра, чтобы приготовить ему завтрак, проверяла уроки, водила на кружки, сидела у постели, когда он болел. И вот — вот тебе и благодарность.
Телефон зазвонил. Ольга Ивановна схватила трубку.
— Илья?!
— Нет, это мама. Ты чего кричишь?
Голос Людмилы Алексеевны, её матери, звучал встревожно.
— Мам, можно я к тебе приеду? — Ольга Ивановна всхлипнула.
— Конечно, приезжай. Что случилось?
— Илья ушёл. Переехал к какой-то девушке!