Алексей распахнул дверь. На пороге, как он и предполагал, стояла мать.
— Я пришла, чтобы завершить разговор, который ты так грубо оборвал, — произнесла Марина Ивановна, входя в квартиру без приглашения. Елена последовала за ней, бросив по комнате равнодушный взгляд, который задержался на чёрном мешке.
— Ого, что это, у вас тут траур по тряпкам? — протянула она, и её голос, такой же блестящий, как её легинсы, резанул по натянутым нервам.
В этот момент Татьяна медленно поднялась с кресла. Она двигалась с плавной, угрожающей грацией хищника. Она не взглянула на Марину Ивановну. Её глаза были устремлены на Елену.
— Здравствуй, Елена. Какая у тебя интересная куртка. Новая? Наверное, весьма дорогая. Долго приходилось на неё… зарабатывать?
Улыбка с лица Елены исчезла. Вопрос прозвучал тихо, вежливо, однако в нём скрывался яд, способный убить мелкое существо. Марина Ивановна тут же бросилась в атаку, заслоняя дочь своим телом, словно орлица.
— Что ты себе позволяешь! Елена — молодая, привлекательная девушка, ей преподносят подарки. В отличие от некоторых, кому приходится маскировать свой настоящий облик под приличной одеждой, чтобы удержать мужа!
— Мама, — Алексей встал между Татьяной и матерью, — я просил тебя не приходить. Я просил не трогать мои вещи и мою жену. Ты не поняла?
— Я твоя мать! Я не чужая! — её голос усилился. — Я имею право появляться в доме сына и наводить порядок, если замечаю, что его жена тянет всю семью вниз! Посмотри на неё! Она даже не раскаивается! Стоит и язвит!
Алексей посмотрел на Татьяну. Она стояла с совершенно спокойным лицом, слегка наклонив голову, словно наблюдала за интересным экспериментом в террариуме. Затем он обратил взгляд на мать и сестру. Они стояли плечом к плечу, словно единый непоколебимый фронт, наполненный гранитной уверенностью в своей правоте. Слова отскакивали от них, словно горох от стены. Вдруг он осознал с кристальной ясностью, что все его угрозы, доводы и попытки обратиться к логике оказались совершенно бесполезными. Они его не слышали. Они не замечали его. Для них он был не сыном и братом, а лишь надоедливой преградой, мужем «этой женщины», которого нужно переубедить, сломить и вернуть в «семью».
— Мы твоя семья, Алексей, — произнесла мать, словно угадав его мысли. — А она — лишь временное явление. И мы не допустим, чтобы она разрушила то, что мы создавали многие годы.
Это было последнее слово. Внутри Алексея что-то щёлкнуло и застыло. Гнев улетучился, уступив место холодному, звенящему спокойствию. Он больше не желал спорить. Он понял, что на этом языке они не в состоянии понять его. Требовался иной подход. Более наглядный.
Он молча обошёл их. Его взгляд остановился на дорогой сумке известного бренда в руках Елены. Он направился к кухонному столу, где в подставке стояли ножи. Его рука без малейшего дрожания легла на рукоять самого большого и острого из них. Он не смотрел на ножи. Его взгляд оставался прикованным к сумке. В его голове уже выстроился чёткий и ясный план дальнейших действий.
Наступившая тишина была густой и тяжёлой. Марина Ивановна и Елена смотрели на него, на его спокойное лицо, на руку, сжимающую рукоять ножа, и в их глазах читалось недоумение, смешанное с презрением. Они всё ещё не верили. Для них это казалось лишь дешёвым театральным приёмом, неумелой попыткой запугать.
— Ты что, совсем с ума сошёл? — фыркнула Елена, оттопырив блестящую губу. — Решил нас ножичком напугать? Алексей, не смеши. Отложи игрушку и извинись перед мамой.
Алексей не ответил. Он даже не взглянул на неё. Его глаза оставались прикованными к сумке в её руках — дорогому аксессуару из мягкой телячьей кожи, с золотым логотипом, заявляющим о своей высокой цене. Он сделал шаг к ней. Медленный, выверенный, словно шаг хирурга к операционному столу.