Настя оторвала телефон от уха, не отключая вызов — просто положила устройство рядом.
— Вот это да, икона! — воскликнула Людмила, заметив Ольгу в халате с крошками и в слегка изношенных тапочках. — Прямо словно из женского монастыря, покаянного.
— Заходи, монахиня. С кофе. Только без укоров.
— Я с кефиром. Кофе у тебя теперь дороже. — Люда сняла кеды и направилась на кухню, словно была у себя дома. — Ну что, как жизнь?
— Как гвоздь, торчащий из стены. Все на него натыкаются, но выбить жалко.
— А Андрей?
— Звонил. Молчит в трубку. Просто дышит. Я в ответ молчу. Кто первый сдастся — тот проиграл.
— И нужен ли он тебе?
— Не знаю… — Ольга села рядом, взяв кружку с трещиной. — Я устала. Я хотела жить. Не сражаться. Не копать окопы. Просто жить. Чай утром, сериал вечером, и чтобы никто не храпел рядом, кроме кота. А у меня — война.
— Хочешь — будешь жить. Не хочешь — снова в казарму имени Тамары Сергеевны.
Ольга улыбнулась.
— Она, кстати, руку вылечила. Уже фотографирует свой гипс на фоне самовара.
Спустя неделю без предупреждения появился он. В руках — пакет из «Пятёрочки» и взгляд побитого пса.
— Привет. Я тут… хотел купить тебе… йогурты. Твои. Абрикосовые.
— Ты же абрикосы не любишь.
— Ну… — он почесал затылок. — Учусь любить то, что любишь ты.
— Поздно.
Молчание наполнило комнату, словно густая шпаклёвка, забивая все щели.
— Я… Ольга, думал, смогу находиться между вами. Но не смог. Всё понял. Я слаб.
— Знаешь, Андрей… Я сильная. Но больше не хочу. Надоело тянуть. Мне 52. Я хочу, чтобы обо мне заботились, а не я всех тащила на себе, как реанимацию.
Он приблизился, протягивая руку.
— Я не прошу начать заново. Просто… можно посидеть рядом?
Она посмотрела на него долго и впервые по-настоящему. Не на мужа. Не на сына Тамары Сергеевны. А на мужчину, с которым прожила десять лет. Хороших и плохих — неважно.
— Садись. Только не храпи. И пакет на пол — пол новый.
Он уселся тихо и осторожно, будто боялся нарушить покой.
Позже, в темноте, Ольга лежала на полу, укрывшись одеялом. Андрей спал на диване. На полу — его пакет. Абрикосовый йогурт вытек.
Она улыбнулась.
Возможно, у них всё ещё есть шанс. Но уже другими. Без жертв, без давления, без войн. Или хотя бы — честными в своих слабостях.
— Знаешь, — прошептала она в темноту. — Я тоже слабая. Просто умела это скрывать.
И стало немного легче.