Алексей кинул ключи на тумбочку в прихожей и направился на кухню. Ольга сидела за столом, подперев голову рукой и уставившись в одну точку. Перед ней стояла нетронутая чашка с остывшим чаем. Она не была заплаканной, нет.
Её лицо напоминало маску — неподвижное, бледное, с тёмными кругами под глазами, словно из неё вытянули всю жизненную энергию. Это было хуже слёз. Это было выжженное поле после пожара. — Ничего. Просто устала, — её голос прозвучал ровно, почти механически, лишённый всякой интонации.
Алексей узнал этот её тон. Он проявлялся, когда происходило что-то действительно неприятное, и она пыталась справиться с этим в одиночку, чтобы не нагружать его.
Он подошёл сзади, положил руки ей на плечи и слегка сжал их. Плечи были напряжены, словно каменные.
— Ольга, я вижу, что что-то не так. Говори.
Она молчала минуту, собирая силы. Затем медленно подняла на него взгляд. В её глазах не было ни обиды, ни слабости, а лишь холодная, глубоко измотанная злость.
— Твоя мама звонила.
Алексей выпрямился. Мышцы на его спине напряглись под рубашкой. Он не стал задавать лишних вопросов, просто ждал.
— Она требует вернуть ей деньги. Пятьдесят тысяч. Говорит, что это долг за свадьбу.
На кухне повисло густое недоумение. Алексей нахмурился, пытаясь уловить логику, которой не было. Он обошёл стол и сел напротив, заглядывая жене в глаза, словно пытаясь найти там ответ на невысказанный вопрос.
— Какой долг? Она же ни разу не помогла. Всё, что она сделала, — критиковала цвет салфеток и твой выбор платья. Она даже демонстративно отказалась от подарка.
— По её словам, — Ольга криво усмехнулась, и эта усмешка на её лице выглядела жутко. — Она сказала, что потратила на нас слишком много нервов. И это — моральная компенсация. За то, что ей пришлось терпеть «эту вертихвостку», то есть меня.
Кровь хлынула Алексею в лицо. Он резко поднялся, схватил телефон со стола и, не произнеся ни слова, набрал номер мамы. Ольга даже не пыталась его остановить. Она просто наблюдала, как его пальцы с силой сжимают корпус смартфона, а на скулах выступают жилки.
— Алло! — раздался в трубке бодрый, самодовольный голос Тамары Ивановны, наполненный жизненной энергией, которую она, видимо, только что получила за счёт его жены.
— Мама, что происходит? — начал он без приветствия, его голос звучал низко и сдавленно от злости. — Какой ещё долг?
— Ах, это ты, сынок! — в голосе матери не было ни капли смущения. — Наконец-то твоя драгоценная соизволила тебе рассказать. А то я думала, она тихо побежит к подружкам занимать, чтобы ты не узнал. Долг самый простой. За мои страдания.
Алексей, не веря услышанному, покачал головой. Это напоминало плохой спектакль в театре абсурда.
— Мама, с чего ты взяла, что мы тебе должны что-то за нашу свадьбу? Ты же ни копейки не вложила!
— Я вообще-то, дорогой мой…
— Ты только и делала, что критиковала всё, что мы делали!
— Вот именно! — зашипела в трубке Тамара Ивановна, и её голос мгновенно превратился из самодовольного в ядовитый. — Я наблюдала за этим балаганом, за твоей расфуфыренной девицей, и сердце у меня кровью обливалось! Я ночами не спала, думала, какую ошибку ты совершаешь! Это была настоящая пытка! И за эту пытку нужно платить! Пятьдесят тысяч — это ещё по-божески за мои седые волосы!
Он слушал этот поток абсурда, и ярость внутри него сменялась холодным спокойствием. Он перевёл взгляд на жену.
Она смотрела на него, и в её взгляде он прочитал молчаливую поддержку. Спор был бессмысленен. Требовались действия.
— Понятно, — произнёс он холодно, обрывая очередной виток материнских причитаний. — Значит, компенсация. Хорошо. Больше сюда не звони. Никогда. Я сам свяжусь с тобой.
Он нажал на отбой, не дожидаясь ответа.
Они не обсуждали этот звонок. Алексей видел, что Ольга старается вести себя как обычно, но её движения стали резкими, а улыбка не достигала глаз. Они оба понимали, что это не конец. Это была лишь первая атака, разведка боем. Ответом на молчание Алексея стало не очередное сообщение, а личное вторжение.