В субботнее утро, когда они неспешно пили кофе в гостиной, наслаждаясь редким выходным, в замке вдруг дважды провернулся ключ в дверном замке. Алексей и Ольга застыл, обменявшись взглядами. Никого из знакомых у них не было, кто мог бы так свободно и по-своему открыть дверь. Кроме неё.
На пороге стояла Тамара Ивановна, облачённая в строгий костюм, с идеально уложенными волосами и тонким слоем косметики, напоминающим боевую маскировку. Она не выражала ни гнева, ни обиды. Напротив, её лицо источало холодное, оценивающее спокойствие.
Медленным, внимательным взглядом она осмотрела комнату, задержавшись на стопке книг на журнальном столике и чашках с недопитым кофе.
— Я ожидала, что здесь будет хотя бы порядок, — произнесла она ровным голосом, словно делая простое замечание о погоде. Это не было ни вопросом, ни упрёком, а констатацией, ещё более резкой, чем любая критика.
Алексей медленно опустил чашку на стол. Звук фарфора, коснувшегося поверхности, прозвучал в утренней тишине чрезмерно громко.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, голос его лишён был всякого тепла сына.
— Я пришла проверить, как живёт мой сын, — сделала шаг в комнату Тамара Ивановна, её каблуки отстукивали чёткий ритм по ламинату. Она полностью игнорировала Ольгу, словно та была бездушным предметом. — А заодно взглянуть в глаза женщине, которая настраивает его против родной матери.
Только теперь она повернула голову к Ольге. Её взгляд был тяжёлым, словно пресс.
— Я ждала твоего звонка, деточка. Надеялась, что в тебе сохранилась хоть капля совести. Но ты, похоже, решила, что поймала золотую рыбку и теперь тебе всё позволено. Думаешь, спрятавшись за широкую спину Алексея, проблема исчезнет сама собой?
Ольга выпрямилась на диване. Маска усталости соскользнула с её лица, уступая место собранной, жёсткой злости.
— Мы вам ничего не должны, Тамара Ивановна. Ни копейки.
— Не должны? — свекровь изобразила легкое удивление, приподняв изящно очерченную бровь. — Ты живёшь в квартире, которую я помогала ему выбирать. Ты ездишь на машине, на которую я давала деньги. Думаешь, всё это свалилось на тебя с неба? Нет. Всё это досталось тебе от моего сына. И когда я вижу, как он расходует свою жизнь и ресурсы на… тебя, я имею полное право требовать моральную компенсацию.
Она произнесла это так обыденно и уверенно, что на мгновение её слова обрели вес извращённой, чудовищной логики.
Алексей встал с кресла. Он не кричал, а просто занял позицию между матерью и женой, физически защищая Ольгу от её взгляда.
— Хватит. Ты пришла не посмотреть, как я живу. Ты пришла возобновить свой спектакль. Если тебе так нужны деньги, я их дам. Прямо сейчас. Но после этого ты исчезнешь из нашей жизни.
— Мне не нужны твои деньги! — впервые в её голосе прозвучали визгливые нотки. — Я хочу, чтобы она платила! Из собственного кармана! Чтобы поняла, что за всё в этой жизни приходится расплачиваться! Особенно за то, что отнимаешь у матери единственного сына!
Алексей долго смотрел на неё, словно впервые изучая. В этот момент он осознал, что спорить с ней, апеллировать к логике или совести — всё равно что пытаться потушить огонь бензином.
Она не воспринимала слова. Её понимание ограничивалось лишь силой.
— Ключ, — произнёс он тихо и чётко.
Тамара Ивановна не поняла.
— Что «ключ»?
— Ключ от нашей квартиры. Положи его на стол. И уходи.
— Ключ?
Тамара Ивановна издала короткий, сухой смешок. Это был не смех радости, а звук презрения, натренированный годами. Медленно она вытащила из сумочки связку ключей, выделила один блестящий и почти новый, и покачала им в воздухе, словно маятником гипнотизёра.