— Хоть джакузи у тебя теперь на потолке. Это твоя новая реальность.
— Лишь бы ты пообещала никогда больше не молчать, когда мне больно.
— Обещаю. Пусть даже за это мне прилетит в лицо. Кастрюлей.
— Только не гречневой, договорились?
Они расхохотались от всей души.
Но Ольга не спала.
Спустя неделю в почтовом ящике обнаружилось письмо — от адвоката. В нём было чётко и без лишних эмоций сказано:
«Моя подзащитная, Ольга Сергеевна Глухова, настаивает на праве владения частью имущества, оставленного их общей бабушкой, несмотря на наличие завещания. Исходя из морального обязательства и вклада в уход за наследодателем…»
Татьяна свернула письмо в трубочку.
— Вот оно, началось, — тихо произнесла она.
— У неё вклад в бабушку? Она приезжала к ней два раза. Первый раз с мужем, второй — чтобы телевизор забрать. А ты же с ней сидела, стирала, мыла полы, приносила продукты.
— Да, это так. Но теперь она будет кричать, что «Татьяна обманула доверчивую старушку». И для некоторых это прозвучит убедительно.
— Только не для меня.
— Я не хочу конфликта, Алексей. Но и уступать не намерена.
Вечером того же дня Татьяна вышла к мусоропроводу и — неожиданно — столкнулась с Ольгой.
Та стояла у подъезда с сигаретой во рту, в куртке, которая была на два размера меньше, чем позволяла бы её гордость, и с выражением лица, будто собиралась прочитать мораль, от которой выпадут ресницы.
— Ты хоть осознаёшь, как ты меня подставила? — прошипела Ольга. — Теперь я никому не нужна. Муж ушёл. Квартира — в прошлом. Деньги — в минусе. А ты тут, вся такая… победительница.
— Ольга, я не враг тебе. Я просто защищаю себя.
— Ты отняла у меня семью.
— Я охраняю свою.
— Думаешь, тебе всё сойдёт с рук?
— Считаю, ты слишком привыкла, что тебе всё дозволено. Но это закончилось.
Ольга бросила окурок и с вызовом раздавила его ногой.
— Ещё увидимся в суде. Посмотрим, кого он выберет: кровную родственницу или… сожительницу.
Татьяна сжала кулаки, но удержалась.
— Удачи тебе. Ты будешь отчаянно нуждаться в ней.
Она вернулась домой, закрыв дверь с таким видом, словно поставила точку. Не запятую. Не многоточие. А именно точку.
— Ты плакала? — спросил Алексей, когда она вошла.
— Нет. Я злюсь.
— Я с тобой.
— Спасибо. Это главное теперь.
Она села на подоконник. Закурила. Первый раз за три года. От усталости, от злости, от того, что порой легче вдохнуть дым, чем это липкое напряжение вокруг.
— Завтра поедем к юристу, — сказала она. — Пусть попробует доказать, что «моральный долг» — это юридический термин.
— А мы докажем, что мораль — не в том, чтобы давить на всех вокруг. А в том, чтобы уметь сдерживаться. Даже с кипящей гречкой на плите.
Они обменялись взглядами. Татьяна улыбнулась сквозь усталость.
Жизнь входила в новую стадию. С честным боем. С открытыми глазами. С любовью, которую приходилось отстаивать.
Заседание суда назначили на понедельник, девять утра.
Татьяна надела строгую тёмно-синюю рубашку и прямые брюки, те самые, в которых когда-то ходила на собеседование, где её впервые назвали «профессионалом». Только сейчас предстояло собеседование на выживание — с Ольгой.
— Как думаешь, она придёт в трауре по справедливости? — пробормотала Татьяна, собирая волосы в пучок.
— Если и в трауре, то по своей наглости, — усмехнулся Алексей. — И скорее всего в леопардовом. Для устрашения.
Они поехали вместе. Как команда. Как те, кто наконец научился держаться вместе, даже если впереди снова надвигается семейная буря с градом упрёков и грозой манипуляций.