Но Иван понимал — возвращения не будет.
Позже письма становились короче и поступали реже. Однажды к нему заглянули двое молодых людей — они принесли кассеты, книги, говорили громко и слишком оживлённо, словно играли в обычную, размеренную жизнь. Иван подыгрывал, улыбался, однако после их отъезда долго лежал, уставившись в потолок, пока мать не убрала коляску в соседнюю комнату — чтобы скрыть от себя его слёзы.
Вскоре письма вовсе прекратились. Два года Иван словно пребывал в оцепенении.
Тамара боролась за него, подобно птице, которая свила гнездо на чужой лоджии, отложила яйца и улетела за кормом, а когда вернулась, обнаружила, что лоджия заперта наглухо. Но птице необходимо попасть к своим птенцам, и она без устали бьётся о невидимую преграду снова и снова… Так и Тамара пыталась пробиться сквозь чёрное стекло, которое её сын воздвиг вокруг себя.
— Сынок, может, попробуешь выжигать? — однажды предложила она, принесла набор с узорами и лаком. — Посмотри, какие красивые дощечки…
Иван равнодушно отвернулся.
— Зачем?
— Ну, можно же продавать людям в сувенирной лавке… Займёшься чем-то.
— Кому это нужно? — ответил он тихо, глядя в окно.
Тамара не опустила руки. Через неделю она принесла краски и кисточки.
— Тогда роспись по дереву! Помнишь, в детстве у тебя хорошо получалось рисовать?
Иван посмотрел на яркие тюбики, в его глазах мелькнул проблеск жизни — но тут же погас.
— Это не моё.
— Но ведь надо что-то делать, сынок! — голос её дрогнул. — Так нельзя…
— Можно, — холодно ответил он. — Я уже ничего не могу. И не хочу. Для этого мира я стал бесполезным, пустым человеком.
Тамара отвернулась, чтобы скрыть дрожь, охватившую её от бессилия.
По ночам Иван лежал без сна, слушая тихие рыдания матери за стеной. Он знал — она страдает из-за него. Но мир сузился до размеров окна, за которым бушевала чужая, ненужная ему жизнь. А коляска стояла в углу — немое напоминание о его безрассудстве.
Подруга Надежда всячески поддерживала Тамару: и делом, и словами. Помогала ухаживать за Иваном, пыталась приободрить подругу, внушая, что и с инвалидностью жизнь продолжается, нужно лишь время, чтобы принять это.
— Ведь даже с такими недугами люди женятся! Верь! Для Ивана обязательно найдётся добрая девушка, он красивый, умный и интересный парень.
Однако, находясь дома среди близких, Надежда говорила совсем иначе.
— Тамаре с ним придётся сильно потрудиться. Кому он теперь нужен такой? Это крест для матери на всю жизнь, ей придётся тащить его до конца дней! Эх, вот так судьба-судьбинушка! Видишь, Оксана, как бывает? — говорила она дочери. — Смотри на меня! Никуда не лезь, не бегай без дела. Угробленное здоровье не вернуть. Поняла?
— Угу… — ответила Оксана с издёвкой.
Мать звала её к себе, любовалась дочерью, вертела её, словно куклу. Оксане это не нравилось — она росла своенравной девчонкой, с собственным мнением. Надежда замечала это и пресекала все попытки дочери к шалостям. Она воспитывала Оксану по своим убеждениям, но дочь не спешила им соответствовать. Тем не менее, Оксана обещала стать красавицей, и это утешало Надежду — у красавиц жизнь должна складываться, как в сказке. Вот она поступит в Ивано-Франковск, найдёт хорошую, неутомительную работу, выйдет замуж за умного парня из интеллигентной семьи, и жизнь наладится… Тогда Надежда сможет навещать их, смотреть на квартиры в Виннице. А вот соседка Тамара…
— Эх, вот так растишь детей… Не дай Бог! Бедная Тамара! — вздыхала Надежда.
Так прошли два года, наполненные лишь скрипом коляски, глухим отчаянием в глазах сына и бесконечными шёпотами за забором: «Слышишь, Иван совсем опустил руки…»
А потом новая весть, словно тёмная туча, всколыхнула Ромны: «Ивана забрали в психушку, он пытался повеситься на спинке кровати!»
К дому стали подходить люди, но Тамару не видели, сам дом стоял закрытым, ставни задернуты, словно он отвернулся от окружающих. Тамара вернулась лишь через три дня, но не желала рассказывать подробности.
Спустя два месяца Иван вернулся — бледный, мрачный, исхудалый более прежнего. Не кормили его там, что ли? — гадали люди. Кидали косые взгляды, шептались:
— Ну как он теперь? Совсем с ума сошёл?
— Да это же сказывается — на голову, — говорили ему вслед другие. — Из психушки здоровыми не выходят.
Иван с матерью проезжали мимо, не останавливаясь. Молодой человек теребил щетину на лице, хмурил брови. Его глаза впали, потускнели, стали безжизненными, под ними появились тёмные круги.
На следующий день после выписки на асфальте перед домом Тамары появилась надпись мелом. Это послание предназначалось Ивану:
«Если ещё раз так сделаешь — я за тобой тоже удавлюсь».
Без подписи.
В этот момент Тамара выкатил коляску и вышла с Иваном на прогулку — оба застынули.
Взгляд Ивана загорелся. Он давно не улыбался, а теперь всю дорогу не мог удержать серьёзное выражение: улыбка бродила по лицу, взгляд стал мечтательным, задумчивым… Он перебирал в памяти всех девушек Ромнов и с удовольствием мучился догадками — кто же это? Может, Светлана, с которой они недолго встречались в 11 классе? Но нет, она уже замужем… Или Татьяна Козлова? Неплохая девушка, ей как раз пора создавать семью, она уже давно в девках, ей двадцать шесть. Будучи подростком, Иван влюбился в эту стройную, энергичную девушку. Он мысленно перебирал и Наташек, и Елен, прошёлся по всем.
Он должен узнать правду! Кому он действительно не безразличен?