«Я думал, мы семья. А оказалось — я просто жил в съёмной жизни» — с усталостью признался Игорь после последнего разговора с тёщей и Ольгой

Когда дом превращается в поле битвы за любовь.

С самого начала Игорь осознавал: мама Ольги — далеко не подарок. Но ведь не женятся же на женщине с прицелом на её родственников. А потом всё как-то само собой завертелось: свадьба, ипотека, рождение Ани — и вроде жизнь потекла. Обычная такая жизнь с привычными расходами, ремонтами и планами на будущее.

Когда Ольга предложила временно приютить мать у себя, Игорь особо не возражал. Мол, та ногу подвернула, ходить трудно, да и в её квартире пахнет каким-то грибком — плесень в ванной, сама справиться не в силах. На пару месяцев, говорила Ольга, «пока не встанет на ноги».

Прошло пару месяцев. Потом ещё несколько. Мать Ольги, Тамара Сергеевна, прижилась. Оказалась вовсе не беспомощной — на кухне суетилась, переключала телек с удивительной скоростью и даже гуляла с Аней на площадке, хотя всё время жаловалась, что «колени хрустят от переживаний». Вечерами, правда, чаще лежала на диване с телефоном и мрачным видом — а Ольга всё повторяла: «Мама расстроена, мама себя одиноко ощущает, ты бы с ней поговорил».

Общался. Где-то на второй неделе Тамара Сергеевна спросила, сколько он зарабатывает. Не напрямую, конечно, а «так, между прочим, интересно». Игорь пошутил, что хватает на всех, но подробностей не раскрыл. С тех пор началось.

— Олечка, — слышал он, проходя мимо кухни. — А что у вас каждый вечер пельмени? Это он кормит тебя и ребёнка? Посмотри на него — сам постоянно в телефоне, а семья для него как будто чужая. А ты терпишь.

Ольга молчала. Иногда пыталась вставить: «Ну, мам, не всё так плохо…» — но без особого энтузиазма. Игорь замечал, что после таких разговоров она становилась нервной, раздражительной. На пустом месте начинались ссоры.

Он прилагал усилия. Действительно старался. Приносил Тамаре Сергеевне её любимый хлеб с отрубями, устанавливал на её телефон приложения, чтобы она могла смотреть «свои сериалы», даже приобрёл для неё кресло-качалку, потому что «спина не даёт нормально спать на обычном». Всё — ради спокойствия в доме. Ради Ольги. Ради Ани.

Но покоя не наступало.

Поначалу он полагал, что дело в мелочах. Ну не закрыла банку с кофе — бывает. Ну снова переставила его бумаги на рабочем столе — случайность. Только вот «случайности» повторялись. Он приходил вечером, а в наушниках вместо его музыки — тишина: тёща «почистила» телефон, он теперь «весь глючит». Его сорочка в стиральной машине, хотя он специально отложил её на завтра — тёща решила, что «уже пахнет».

— Это что, месть за то, что я не рассказываю ей о зарплате? — сдержанно спросил он Ольгу.

Та лишь вспыхнула:

— Боже, Игорь, перестань уже! Мама хотела как лучше! У неё сердце — не камень, ей обидно, что ты с ней обращаешься, будто с посторонней!

Потом зашёл разговор о деньгах. Вдруг выяснилось, что Тамара Сергеевна «подкинула» деньги на продукты. Купила что-то в «Пятёрочке» и передала Ольге тысячу гривен. Та, конечно, взяла. А потом началось:

— Раньше мы масло брали подороже, — отпускала тёща, вытаскивая из холодильника пачку «Крестьянского». — Но я понимаю — ипотека.

— Это он так приучил, — вздыхала она при Ольге. — Себе всё, а на семью экономит. Я бы так не смогла. Вот твой отец — царствие ему небесное — всегда мне всё отдавал. А ты?

Игорь сидел, молча ел и ощущал, как внутри что-то нарастает. То ли злость, то ли бессилие.

А потом произошёл совершенно странный разговор. Он задержался на работе — нужно было доделать отчёт. Вернулся домой — сцена. Аня плачет, Тамара Сергеевна нависает над ней, а Ольга плачет в ванной, умывается.

— Да послушай, что она ей говорит, — Ольга кивнула на мать, всхлипывая. — Аня не доела кашу, а мама сказала: «Если бы у папы была совесть, ты бы с маслом ела, а не на воде».

Игорь резко вдохнул.

— Я правильно понял? — обратился он к Тамаре Сергеевне. — Вы учите мою дочь стыдиться отца?

— А разве не так? — спокойно ответила она, вытирая руки о фартук. — Ты даже не удосужился купить ей нормальные кроссовки. Я нашла со скидкой — а она их стесняется. Потому что дети видят, что ты жадина.

Он промолчал. Просто развернулся и вышел на балкон. Взял телефон, пролистал ленту, как в детстве листают дневник перед родительским собранием — надеясь, что плохая оценка исчезнет. Потом вернулся, подошёл к Ольге, посмотрел ей в глаза.

— Ты на чьей стороне?

— Я не хочу выбирать, — прошептала она. — Это моя мама, Игорь…

С того дня в доме воцарилась тишина. Холодная, неприятная, с долгими паузами. Игорь ел отдельно. Ольга почти не разговаривала с ним. А Тамара Сергеевна будто только и ждала этой трещины.

Игорь стал задерживаться на работе. Сначала по делу, потом — просто так. Ловил себя на мысли: лучше уж ехать час по пробкам в сторону гипермаркета, чем возвращаться туда, где тёща смотрит на него, как на чужого, забывшего, что здесь он всего лишь временный гость.

Он ощущал себя посторонним. К своему рабочему месту — не подойти: тёща разобрала его под «уголок для вязания». В ванной — кремы, флаконы, упаковки от таблеток, её полотенце с надписью «мамочка» висит поверх его. Даже в холодильнике, словно в коммуналке, — его продукты сложены в отдельный пластиковый контейнер, как будто он источник заразы.

Однажды в субботу он решился. Разговор должен был быть коротким и взрослым.

— Тамара Сергеевна, — он вошёл на кухню, где она возилась у плиты. — Пора вам, наверное, возвращаться в свою квартиру. Три месяца прошло. Нога, насколько я понимаю, уже не болит.

Та не обернулась. Просто зачерпнула ложкой суп и медленно попробовала.

— Горчит, — сказала она. — От воды, наверное.

Продолжение статьи

Какхакер