Прошло полтора месяца. Однажды вечером, после напряжённого дня, Игорь решился.
— Привет.
— Привет, — сжимаючи телефон, ответил он. — Я думал, может, встретимся. Без ссор. Просто поговорим. Без… мам.
— Не могу, — быстро отозвалась она. — У неё давление. Сильно. Боюсь оставить.
— У неё давление — у нас развод, — вырвалось у него.
— Не драматизируй, — сухо произнесла Ольга. — Мы просто живём раздельно. Ты сам ушёл.
Он замолчал. Вечером, лёжа в темноте, вспомнил, как в первый год брака Ольга тихо шептала ему на ухо, что с ним чувствует себя защищённой. Как боялась рожать, и он держал её за руку в родильном зале. Как она плакала, когда Аня впервые сказала «мама» — а он обнимал её, словно это была их маленькая победа. Всё это казалось сценами из другого фильма, где главные герои — совсем другие люди.
Через пару дней Ольга снова позвонила:
— Игорь, ты бы мог отвезти Аню к врачу? У неё кашель, а я не успеваю — мама плохо себя чувствует, я одна везде рвусь…
Он, разумеется, согласился. Приехал, забрал дочку, по пути купил ей сок и новую книжку-раскраску. На приёме держал её за руку, вытирал нос, а затем отвёз обратно.
— Я могу заняться Аней, — сказал он Ольге. — Но мне нужно понять: у нас что — так и будет? Ты с мамой, а я с дочкой на выезде?
Ольга пожал плечами.
— А ты предложи, что мне делать. Куда мне её деть?
— Ты взрослая женщина, у тебя есть собственная квартира, муж, дочь. Ты должна принимать решения, а не прятаться за мамину спину.
— Должна? — в её голосе прозвенело. — А ты? Что ты должен? Ты ушёл! Ты всё разрушил!
Он лишь кивнул.
— Понял.
Затем последовали встречи с юристом. Не сразу — он не хотел доводить дело до развода. Надеялся, что она передумает. Но когда Ольга предложила «оформить раздельное проживание, чтобы не делить имущество», — он осознал: всё кончено.
С Аней он продолжал видеться. Сначала по выходным, затем пару раз в неделю. Забирал её из садика, водил на игровую площадку. Девочка оставалась такой же — весёлой и открытой. Иногда спрашивала, почему он не ночует с ними. Он объяснял, что теперь у него отдельная кровать, но он её очень любит.
Именно в один из таких вечеров, когда он возвращал Аню домой, произошёл последний разговор.
Тамара Сергеевна открыла дверь. На ней висел привычный халат с пятнами зелёнки на кармане. Глаза были прищурены, губы плотно сжаты.
— Ну вот, — сказала она. — Привёз. Папаша года.
— Не начинайте, — устало ответил он. — Аня простыла, но уже лучше. Температуры нет.
— Конечно, нет, — махнула рукой тёща. — А у тебя, наверное, давление — по бабам шаришься, а тут ребёнок болеет.
Он выдохнул и наклонился к дочке:
— Пока, солнышко. Позвоню завтра.
Аня кивнула. Он обулся. Уже на пороге обернулся — всё-таки, видимо, хотел услышать от Ольги хоть слово. Но она стояла, глядя в пол.
И тогда он не удержался.
— Я думал, мы семья. Думал, ты рядом. А оказалось — я просто жил в съёмной жизни.
Тёща фыркнула.
— Что ты ноешь, мальчик? Пенсию мне ещё пересчитать хочешь? — криво усмехнулась она. — Или сразу прописку забрать?
Он посмотрел на неё — и впервые не испытал ничего. Ни злости, ни отчаяния. Лишь глубокую усталость, до самого дна.