— Да. Мы сняли квартиру.
Он замялся на мгновение, затем произнёс:
— Мы пытаемся. Но без злобы. Просто — вдвоём.
— Это хорошо. Прости меня. За всё. Если сможешь.
Наступила тишина.
— Я постараюсь. Спасибо, что позвонила.
⸻
Весной, в марте, Нина Петровна решилась сама. Приобрела торт, упаковала его в сумку, надела пальто и отправилась по новому адресу сына. Дверь открыла Татьяна. Улыбнулась — удивлённо, но без враждебности.
— Проходите, Нина Петровна.
Алексей вышел из комнаты, проявляя лёгкую настороженность.
— Мам?
— Приехала с тортом. Пекла сама. Помнишь, с вишней, как в детстве?
Он кивнул, вспоминая.
Они уселись за стол. В воздухе витала неловкость, но Нина улыбалась искренне, а не натянуто.
— Я… постараюсь больше не мешать вам. Просто хочу знать: вы — вместе. Это самое важное.
Они оба кивнули.
— Тогда я спокойна.
⸻
Прошло несколько месяцев. Алексей стал реже навещать мать — теперь у него появились собственные заботы. Но Татьяна звонила сама, иногда заглядывала. Однажды даже пригласила Нину Петровну на день рождения.
Там горели свечи, на столе стояли салаты, торт с кремом. И фотографии: Алексей и Татьяна — вместе, смеющиеся.
Нина сидела в углу комнаты с чашкой чая, наблюдая за ними. Не без боли, но уже без обиды.
Она больше не подслушивала, не искала подвохов. И впервые за долгое время почувствовала — пусть не на первом плане, но снова стала частью семьи.
А это и есть счастье — быть рядом, но не мешать дышать.
Весна плавно уступила место лету. Нина Петровна стала чаще выходить из дома — в парк, в библиотеку, даже записалась в клуб скандинавской ходьбы при поликлинике. Ей было непривычно жить без привычного распорядка — «приготовить завтрак сыну», «сварить ужин», «проверить, не опоздает ли Татьяна с дежурства». Сначала всё казалось пустым. А затем наступила тишина. И в этой тишине вдруг появилось место для себя.
Однажды утром она проснулась и поняла: не хочется варить овсянку. Достала из морозилки вареники, сварила их, села на балконе с чашкой кофе. В лицо светило солнце. Ни ссор, ни тревог. Лишь лёгкий ветерок и голуби, воркующие на подоконнике.
Звонок.
— Алло, Нина Петровна? Это Татьяна.
— О, здравствуй, Танечка. Что-то случилось?
— Ничего плохого. Я хотела бы пригласить вас к нам на ужин. Просто так, без повода.
— Сегодня?
— Если вы свободны.
Нина Петровна замялась, но лишь на мгновение.
— Конечно, приеду. Спасибо.
⸻
Квартира у Алексея и Татьяны была уютной, хоть и небольшой. Всё аккуратно, со вкусом. Повсюду — детали, рассказавшие о совместной жизни: две чашки на подоконнике, пара тапочек у входа, книга с закладками — на двоих.
— Чай зелёный или чёрный? — спросила Татьяна с кухни.
— Чёрный, пожалуйста, — ответила Нина, осматривая комнату.
— Вы хорошо выглядите, — отметила невестка, когда они сели за стол. — Как ваше здоровье?
— Спасибо. Неплохо. Даже стало лучше. Знаешь, когда начинаешь думать не только о других, но и о себе — появляется дыхание.
— Это правда, — согласилась Татьяна.
Появился Алексей. Сел рядом. Улыбнулся — искренне, мягко.
— Рад, что ты пришла, мама.
— Я тоже, сынок.
Они ели, беседовали о погоде, о книге, которую читает Нина Петровна, о фильме, что они с Алексеем посмотрели. Ничего острого. Никаких подозрений. Лишь обычный семейный разговор, который давно не случался.
Когда ужин подошёл к концу, Татьяна вдруг сказала:
— У нас для вас новость.
Нина насторожилась.
Алексей взял её за руку.
— Мама, ты скоро станешь бабушкой.
Она замерла.
— Правда?
— Да, — кивнула Татьяна. — Я на третьем месяце. Всё хорошо, врачи говорят, что всё идёт по плану.
Слёзы наворачивались на глаза. Но на этот раз — от радости.
— Спасибо… — выдохнула она. — Спасибо, что доверили мне это узнать.
— Мы хотим, чтобы наш ребёнок знал бабушку. Но такую, какая ты сейчас. Не контролирующую, не упрекающую, а заботливую и мудрую.