— Где соль? Я же просила поставить солонку на стол! Света, ты меня вообще слушаешь?
Тарелка с салатом с грохотом упала на пол. Осколки разбросались по всей кухне. Светлана стояла у плиты, сжимая край столешницы побелевшими пальцами.
— Всё. Хватит. Я больше не собираюсь это выносить.
Тамара Петровна выпрямилась в кресле. Лицо покраснело, глаза сузились.
— Что ты сказала?
— Я сказала — хватит. Три года вы заходите в мой дом и унижаете меня. Три года я молчу. Больше не буду.
— В твой дом? — Тамара Петровна расхохоталась. — Это дом моего сына! Ты здесь временно!
Игорь сидел между ними, словно между двух огней. Глядел в тарелку. Молчал.
— Игорь, — голос Светланы дрожал. — Скажи хоть что-нибудь.
Он поднял голову. Взглянул на жену, затем на мать. Открыл рот. Закрыл.
— Вот и всё, — Светлана бросила полотенце на стол. — Ужинайте вдвоём.
Дверь спальни захлопнулась. Тамара Петровна с довольной усмешкой хмыкнула.
— Истеричка. Я же говорила — не пара она тебе. Посмотри, как себя ведёт! Тарелки крушит!
— Мам…
— Что «мам»? Ты меня позоришь, Игорь. Женился на первой встречной, а теперь она тут командует. Хозяйка нашлась!
Игорь поднялся. Начал собирать осколки.
— Оставь! Пусть сама убирает. Набросала — пусть и убирает.
— Это я уберу, мам.
— Ты? Теперь будешь ей служить? Я тебя не ради этого растила!
Он выбросил осколки в мусорное ведро. Вымыл руки. Сел обратно.
— Игорь, взгляни на меня.
Он посмотрел. Мать за последние годы постарела. Морщины углубились. Волосы поседели. Но взгляд остался прежним — властным, требовательным.
— Выбирай. Я или она. Больше я этого терпеть не намерена.
— Мам, не надо так…
— Надо! Три года я выношу эту… эту выскочку. Хватит. Либо разводишься и возвращаешься ко мне, либо я больше не хочу тебя видеть.
— Это несерьёзно.
— Очень серьёзно. У тебя неделя.
Она поднялась. Взяла сумку.
— Подумай хорошенько. Я тебя одна вырастила. Всю жизнь отдала. А она что для тебя сделала? Готовить не умеет, детей нет, работа какая-то… Подумай.
Дверь захлопнулась. Игорь остался один на кухне. Недоеденный ужин. Разлитый чай. Запах валокордина — мать всегда пила его «от нервов».
Он прошёл в спальню. Светлана сидела на кровати, обхватив колени руками.
— Прости.
— За что? За то, что снова промолчал?
— Я не знаю, как поступить.
— Знаешь. Просто боишься.
Она была права. Он боялся. Всю жизнь боялся расстроить мать. Она воспитывала его одна, отец ушёл, когда Игорю было пять. Мать трудилась на двух работах. Отказывала себе во всём. «Всё для тебя, сынок. Ты у меня единственный.»
И он старался. Хорошо учился. Поступил в институт. Нашёл работу. Жил с матерью до тридцати двух лет. Пока не встретил Светлану.
Мать сразу её недолюбила. «Старая дева. Тридцать лет, не замужем. Что-то с ней не так.» Но Игорь влюбился. Впервые в жизни.
Свадьба была скромной. Мать пришла, но весь вечер молчала. А потом начались визиты. Советы. Замечания. Сначала мелкие — не так готовишь, не так убираешь. Потом хуже — не так одеваешься, не так говоришь, не так живёшь.
Светлана терпела. Ради него терпела.
— Она выставила ультиматум, — произнёс Игорь.
— Знаю. Слышала.
— Что мне делать?
Светлана посмотрела на него. Устало. Печально.
— Ты правда не понимаешь?
Ночью они не разговаривали. Лежали спиной друг к другу. Игорь не сомкнул глаз. Размышлял.
Утром мать позвонила.
— Ну что, обдумал?