Тяжёлая, густая тишина окутала квартиру, наполненную ароматами ладана и увядающих лилий. Тамара сидела на краю дивана, сутулясь, словно под гнётом невидимого груза. Её чёрное платье плотно облегало тело, причиняя лёгкий дискомфорт — напоминая о главной причине этой мёртвой тишины: сегодня она похоронила бабушку, Людмилу Ивановну — последнего близкого человека в своей жизни.
Напротив, в кресле развалился её муж Игорь. Его присутствие казалось насмешкой — ведь уже завтра им предстояло официально развестись. Он не произнёс ни слова сочувствия, лишь молча наблюдал за ней, с трудом скрывая раздражение, словно ждал, когда закончится это затяжное мучение.
Тамара уставилась в одну точку — на выцветший узор ковра — и ощущала, как последние отблески надежды на примирение медленно угасают, оставляя после себя холодную пустоту.
— Ну что ж, соболезную в твоём горе, — наконец прервал молчание Игорь, и его голос прозвучал с едкой насмешкой. — Теперь ты у нас обеспеченная дама. Наследница! Бабка твоя, наверное, оставила несметные сокровища? Ах да, забыл — величайшее наследство: старый, вонючий «холодильник». Поздравляю, роскошная находка.
Его слова проникли в сердце словно острое лезвие. В памяти всплывали бесконечные ссоры, крики и слёзы. Бабушка, женщина с редким именем Эйроида, с самого начала недолюбливала зятя. «Проходимец он, Тамарка, — говорила она строго. — Пустой, как бочка. Будь осторожней — обманет и бросит». А Игорь в ответ лишь кривил губы в усмешке, называя её «старой ведьмой». Сколько раз Тамара оказывалась между двух огней, пытаясь уладить конфликты, сколько слёз пролила, веря, что всё можно исправить. Теперь она поняла: бабушка видела истину с самого начала.
— Кстати, о твоём «блестящем» будущем, — продолжил Игорь, наслаждаясь своей жестокостью. Он встал, поправил дорогой пиджак. — Завтра можешь не появляться на работе. Я тебя уже уволил. Приказ был подписан сегодня утром. Так что, дорогая, скоро даже твой «старый холодильник» покажется роскошью. Пойдёшь по помойкам искать еду — вспомни обо мне с благодарностью.
Это был конец. Не просто развод — конец всей жизни, которую она строила рядом с этим человеком. Последняя надежда на проявление хоть капли человечности умерла. Вместо неё в душе медленно, но неотвратимо зарождалась холодная, чистая ненависть.
Тамара подняла на него пустые глаза, но не произнесла ни слова. Зачем? Всё уже было сказано. Молча встав, она направилась в спальню, взяла заранее собранную сумку. На его издёвки и смех не обратила внимания. Сжав в руке ключ от старой квартиры, давно забытой, она вышла, не обернувшись.
Улица встретила её холодным вечерним ветром. Тамара остановилась под тусклым светом фонаря, поставив на асфальт две тяжёлые сумки. Перед ней возвышалась серая девятиэтажка — дом её детства и юности, где когда-то жили её родители.
Она не была здесь много лет. После автокатастрофы, в которой погибли мать и отец, бабушка продала свою квартиру и переехала сюда, чтобы воспитать внучку. Эти стены хранили слишком много боли, и, выйдя замуж за Игоря, Тамара старалась избегать этого места, встречаясь с бабушкой где угодно, но не здесь.
Теперь это стало единственным прибежищем. С горечью она вспомнила Людмилу Ивановну — единственную опору, мать, отца и друга. А сама в последние годы приходила сюда крайне редко, поглощённая работой в фирме мужа и попытками спасти давно трещащий по швам брак. Виноватое, жгучее чувство сжало сердце. Слёзы, которые она сдерживала весь день, хлынули потоком. Она стояла, содрогаясь от беззвучных рыданий, маленькая и потерянная в огромном, равнодушном Нетешине.
— Тётя, помощь нужна? — раздался рядом тонкий, слегка хрипловатый голос. Тамара вздрогнула. Перед ней стоял мальчишка лет десяти, в куртке на несколько размеров больше и изношенных кроссовках. Несмотря на грязь на щеках, его взгляд был ясным, почти взрослым. Он кивнул на сумки: — Тяжёлые, наверное?
Тамара поспешно вытерла слёзы. Его прямота и деловитость сбили её с толку.
— Да нет, справлюсь… — начала она, но голос дрогнул.
Мальчик внимательно посмотрел на неё.
— А чего плачешь? — спросил он без детской наивности, с какой-то взрослой, трезвой интонацией. — Счастливые люди не стоят посреди улицы с чемоданами и не рыдают.
Эти простые слова заставили Тамару взглянуть на него по-новому. В его глазах не было ни жалости, ни насмешки — лишь понимание.
— Меня зовут Денис, — сказал он.
— Тамара, — выдохнула она, ощущая, как напряжение постепенно ослабевает. — Ладно, Денис. Помоги.
Она кивнула на одну из сумок. Мальчик, охая, подхватил её, и они вместе, словно союзники по несчастью, направились в тёмный, пропахший сыростью и кошачьим одеколоном подъезд.
Дверь квартиры скрипнула, впуская их в тишину и пыль. Всё было покрыто белыми простынями, шторы плотно задернуты, и лишь слабый уличный свет выхватывал из темноты танцующие пылинки. В воздухе витал запах старых книг и чего-то глубоко печального — дух покинутого дома. Денис поставил сумку, огляделся, словно опытный уборщик, и вынес вердикт:
— М-да, тут работы… Неделю не меньше, если вдвоём.
