И в этот самый момент Тамара осознала: это именно она — та самая Галина Петровна.
Когда незнакомка ушла за дверь, Тамара медленно поднялась. Ноги все еще казались чужими, но теперь в них появилась тяжесть, словно свинцовая, придававшая устойчивость. Сегодня она не пойдет к Владимиру. Не сегодня. Она развернулась и направилась к выходу, оставив на полу апельсины — словно оранжевые метки её разрушенной жизни.
***
Следующий рабочий день прошел словно во сне. Тамара автоматически выдавала книги, ставила штампы на формулярах, отвечала на вопросы посетителей. Ее тихий и упорядоченный книжный мир, пропитанный запахом старой бумаги и клея, казался теперь хрупкой декорацией. Коллега Наталья — энергичная и наблюдательная женщина — неоднократно бросала на неё внимательные взгляды.
– Там, что с тобой? Выглядишь совсем разбитой. Что-то случилось? А как Владимир? Ты ж вчера к нему рванула.
Они сидели в подсобке во время обеда. Наталья разливала по чашкам горячий чай из старого электрического чайника.
Тамара молчала, уставившись в чашку с плавающим пакетиком бергамота. Рассказать? Выговориться этой женщине, которая по сути чужая? Но молчать становилось невыносимо.
– У него другая жена, Ната, — тихо произнесла она, и слова прозвучали странно даже для неё самой.
Наталья замерла, не опуская чайник.
– Что ты имеешь в виду?
Тамара начала рассказывать. О больнице, медсестре, усталом голосе и словах «его жена только что ушла». О молодой, уверенной в себе женщине в серой дубленке. Она говорила монотонно, без эмоций, словно пересказывала сюжет книги.
Наталья выслушала, поставила чайник со стуком, от которого Тамара вздрогнула.
– Ах ты ж, хитрый козёл! – с чувством выдала она. – Вот это поворот. И что ты?
– Ничего. Я ушла.
– Правильно, что не стала устраивать скандал. А дальше-то что? Там, прости за прямоту, но сидеть и плакать — не выход. Ты для него кто? По закону жена?
– Да, — кивнула Тамара.
– Квартира на кого оформлена?
– На нас двоих. Покупали в браке.
– Вот и отлично! — Наталья сделала глоток и посмотрела прямо в глаза Тамаре. — Значит так, слушай меня, заслуженный работник культуры. Сегодня досиживаешь смену, потом идёшь домой, собираешь его вещи в мешки и выгоняешь. И сразу звонишь мастеру — меняешь замок. Безотлагательно!
– Ната, как я смогу? Он же в больнице…
– Ну и замечательно! — резко ответила Наталья. — Меньше будет скандалов. Там, очнись! Тридцать лет он тебе врал! Может, у него уже дети в школе! А ты собираешься жалеть его? Он жалел тебя, когда заводил другую семью? Нет! Он думал только о себе. Теперь твоя очередь — думать о себе. Мой дом — мои правила. Точнее, твой дом. Пока что наполовину твой.
Слова Натальи были резкими, прямыми, но они действовали словно нашатырь, пробивая вялую пелену шока и апатии. Подумать о себе. Тамара не могла вспомнить, когда в последний раз так делала. Всегда думала о муже, о сыне, о том, что приготовить на ужин, погладила ли рубашки. А чего хочет она сама? Она мечтала… мечтала о маленькой даче на берегу Камы, с небольшим садом, где летом можно сидеть на веранде с книгой и слушать плеск воды. Когда-то они с Владимиром так мечтали в самом начале. Потом он сказал, что дача — это обуза, вечная работа, а отдыхать надо на море. И они ездили на море. Он лежал на пляже, а она сидела под зонтиком, чтобы не обгореть.
Вечером, вернувшись домой, Тамара вошла в их пустую трёхкомнатную квартиру. Тишина была оглушающей. Всё лежало на своих местах: его тапочки у дивана, чашка на кухонном столе, куртка на вешалке в прихожей. Вещи, утратившие хозяина. Или, скорее, хозяин, у которого было несколько таких квартир с тапочками и чашками.
Она не стала собирать его вещи. Наталья была права, но Тамара не могла так сразу. Ей было нужно ещё что-то. Доказательство. Не для суда, а для себя самой, чтобы изгнать из души последние остатки сомнений и глупых надежд, что всё это — ужасное недоразумение.
И тогда в памяти возник гараж.
Владимир приобрёл его около десяти лет назад. Обычный металлический бокс в гаражном кооперативе за домом. Он часто проводил там время, особенно по выходным. «С машиной возюсь, мужикам помогаю», — говорил он. Тамара никогда туда не заходила. Это была его территория, его «мужская берлога». У неё был ключ — «на всякий случай», как настаивал Владимир, — но она им ни разу не пользовалась.
Теперь она достала связку ключей из ящика комода. Тяжёлый, ржавый ключ от гаражного замка казался ключом от ящика Пандоры. Она оделась и вышла на улицу. Снег всё шел, а под ногами хлюпала грязная каша.
В гаражном кооперативе было пусто. С трудом найдя нужный бокс — номер 117, — Тамара попыталась открыть ржавый замок. Он поддавался с трудом, наконец с громким скрежетом распахнул ворота. Она потянула створки на себя.
Внутри запах был не бензином и машинным маслом, как она ожидала, а пылью и чем-то ещё… чем-то живым. Слева стояла их старая «Лада», накрытая брезентом. Но всё остальное пространство… Это был не гараж. Это был склад чужой жизни.
Вдоль правой стены тянулись стеллажи, заставленные коробками. Не с инструментами.
