Вдоль правой стены располагались стеллажи, заполненные коробками. Однако внутри них не было инструментов. Тамара приблизилась и распахнула одну из коробок. Внутри обнаружилась аккуратно сложенная детская одежда: розовые кофточки, ползунки, небольшие платьица. На бирках значились размеры «на 1-2 года». В другой коробке находилась одежда побольше — «на 3-4 года», и так далее. Это была целая летопись взросления неизвестного ребенка.
У дальней стены стоял старинный письменный стол, на котором была стопка рисунков. Тамара взяла верхний лист. На нем, выполненном неуклюжей детской рукой акварелью, изображались солнце, дом и три фигуры. Большая — папа, поменьше — мама, и совсем маленькая — девочка с бантиком. Внизу, написанными корявыми печатными буквами, значилось: «ПАПЕ ВЛАДИМИРУ ОТ ОКСАНЫ. 6 ЛЕТ».
Оксана. Сейчас ей, вероятно, уже около десяти-одиннадцати лет. Тамара посмотрела на дату на рисунке — пять лет назад. Значит, сейчас ей одиннадцать. Она учится в пятом классе, возможно, посещает музыкальную школу и любит своего отца, который приходит по выходным, а затем уезжает в «командировку»… к другой семье. К ней, к Тамаре.
Она опустилась на какой-то ящик. В груди ощущалась пустота и холод. Вот оно — неопровержимое свидетельство. Целая жизнь, о которой она не имела ни малейшего представления. Спрятанная, сложенная в коробки, хранившаяся в пыльном гараже, словно постыдный секрет. Он не просто изменял ей. Он жил на две семьи, в двух домах. Он лгал не только ей. Он обманывал и ту другую женщину, и маленькую девочку Оксану.
Сидя в холодном гараже среди вещей чужого детства, Тамара впервые за последние сутки расплакалась. Но это были не слезы жалости к самой себе. Это были слезы прощания. Она оплакивала не предавшего мужа, а тридцать лет своей жизни, отданных иллюзии. Она оплакивала ту наивную девушку Тамару, которая верила в ромашки и стихи Есенина. Той девушки больше не существовало. Ее убили и похоронили здесь, в гараже номер 117, под грудами детских рисунков и розовых кофточек.
***
На следующий день она вновь направилась в больницу. Но теперь она шла не как испуганная жена, а как человек, который собирается выполнить неприятный, но необходимый долг. Она приобрела пропуск в регистратуре, ложно заявив, что идет к другому пациенту.
Владимир лежал в двухместной палате у окна, бледный, с одной рукой в повязке. Увидев Тамару, он вздрогнул, и на его лице отразился целый спектр чувств: удивление, страх и, прежде всего, вина.
– Тамара… Ты… как ты?.. — прошептал он.
– Здравствуй, Владимир, — ответила она ровным тоном. Никакой злобы или ненависти не чувствовалось, лишь усталость. — Как ты себя чувствуешь?
– Нормально… Голова болит. Сотрясение. Врач сказал, нужно полежать неделю…
Он смотрел на нее с тревогой, ожидая чего-то — ссоры, слез или упреков. Но она молчала, просто стояла у его кровати.
В этот момент дверь палаты открылась, и вошла она — Галина Петровна. За руку она вела девочку лет одиннадцати с двумя русыми косичками и большими серыми глазами.
– Папочка! — девочка бросилась к кровати Владимира. — Мы тебе компот принесли, вишневый!
Галина Петровна улыбнулась Владимиру, а затем перевела взгляд на Тамару. В ее глазах мелькнули удивление и легкое раздражение.
– Владимир, а это… кто? — спросила она, кивнув в сторону Тамары.
Владимир побледнел еще сильнее. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.
– Это Тамара Викторовна, моя коллега с работы, — наконец произнес он. — Зашла проведать.
Коллега. Вот кем она стала за тридцать лет.
Галина Петровна вежливо, но холодно кивнула.
– Очень приятно. Галина Петровна. Жена Владимира. А это наша дочь, Оксана.
Тамара посмотрела на девочку. Та с любопытством изучала «папину коллегу». Обычная девочка. С глазами Владимира.
Тамара перевела взгляд с девочки на Галину Петровну, затем на съежившегося на кровати мужа. И приняла окончательное решение.
Она сделала шаг вперед.
– Очень приятно, Галина Петровна, — сказала она спокойным, уверенным голосом без малейшей дрожи. — Только я не коллега. Я его жена. Законная. Мы женаты тридцать лет.
Галина Петровна застыла. Улыбка исчезла с ее лица. Она смотрела то на Тамару, то на Владимира, который, казалось, вот-вот провалится сквозь больничную койку. Девочка испуганно прижалась к матери.
– Что?.. Владимир, что она говорит?
Но Тамара уже не обращала на нее внимания. Ее взгляд был устремлен на мужа — человека, с которым она прожила большую часть жизни.
– Я подаю на развод, Владимир, — произнесла она тихо и ясно. — Не беспокойся, я не оставлю тебя без крыши над головой. Квартиру мы поделим через суд, как положено по закону. И гараж тоже. Особенно гараж, — она сделала паузу. — Там много ценных вещей, которые нужно будет разделить.
Она развернулась и направилась к выходу, не оглядываясь. За спиной раздался сдержанный женский всхлип и…
