— Шумно, — повторила я. — А у нас разве спокойно?
— Оля, но ведь они же родные, — протянул он руку ко мне, однако я отстранилась.
— Родные. Но почему эти самые родные никогда не звонят и не спрашивают: «Оля, чем помочь?» Почему твоя сестра Ирина может долго объяснять, как взбивать крем, но не способна просто взять венчик в руки?
Алексей промолчал. Он понимал, что я права. Но признать это означало разрушить его комфортный мир.
— А помнишь, как у моей бабушки в гостях было? — голос мой стал мягче. — Все собирались на кухне: кто-то чистил картошку, кто-то нарезал салат. И при этом все разговаривали, пили чай.
— Это было другое время, — пробормотал он.
— Нет, Алексей, это другое отношение. В вашей семье, кажется, время застыло. Пришли, получили услугу и ушли.
Я вышла на балкон, он последовал за мной.
— Но что я могу сделать? — развёл он руками. — Выгнать их, что ли?
— Можешь, — я взглянула на него. — Можешь сказать: «Папа, мы с Олей решили отпраздновать в Одессе». Можешь предложить всем собраться и сделать всё вместе. Можешь, наконец, увидеть во мне жену, а не просто кейтеринг.
— Но ты сама говоришь, что у меня каша получается комом…
— Алексей, — выдохнула я. — Я работаю бухгалтером. Встаю в шесть утра, чтобы собрать Аню, весь день считаю чужие деньги, возвращаюсь домой, готовлю, убираю, глажу. Где тут место для организации фуршета на пятнадцать человек?
— Но раньше ты не жаловалась…
— Раньше я считала это платой за вход в вашу семью. Но прошло уже пять лет. Пять лет. Твоя мама до сих пор поправляет мне воротник и говорит: «Надо быть аккуратней».
