— Ты с ума сошла? — голос Тамары звучал натянутой струной. — Повтори. Медленно. Чтобы я точно поняла, что ты сказал.
Алексей отвёл глаза в сторону. Он сидел напротив, на краешке дивана, нервно вертя в пальцах серебристую зажигалку. Та щёлкала, словно счётчик чужой глупости.
— Я сказал, — начал он, тяжело сглотнув, — ты могла бы… ну… родить нам с Ольгой ребёнка. Только родить. Без материнства. Без привязанности. Мы хорошо заплатим. Очень хорошо. Это будет как… как договор. Всё по закону.
Тамара молчала. Так молчат перед тем, как всё разрушить. Но она не кричала. Лишь встала, подошла к окну и распахнула его. Августовский воздух ворвался в комнату, распахнув лёгкие шторы.
— Ты совсем… — она не договорила. — Это Ольга придумала?
— Нет! — резко ответил он. — Это моя идея. Ей очень тяжело. У неё было две неудачные попытки ЭКО. Врачи говорят, что она может не выносить. А я… Я хочу ребёнка. И она тоже.
— А я тут при чём? — медленно повернулась Тамара, и в её взгляде не было ни страха, ни ярости — лишь холодная, ясная решимость.
— Потому что ты молода. Здорова. И… — он замялся, — потому что ты мне не чужая.
— Ах, вот как, — усмехнулась она. — Интересно, Алексей, ты вообще понимаешь, что говоришь? Мы с тобой любовники. Мы спим друг с другом, когда тебе удобно. А теперь ты решил, что я — какая-то инкубаторная машина для твоего семейного счастья?
Он вскочил.
— Нет! Это не так! Я тебя уважаю. Я… — он закусил губу. — Ты же сама говорила, что не хочешь семью. Не хочешь детей. Это идеальное решение. Один раз. И потом — жизнь как раньше.
Тамара подошла ближе. Настолько, что он почувствовал запах её духов — жасмин и дым.
— А ты, Алексей, умеешь красиво упаковать любую подлость.
— Тама, я серьёзно. Мы подпишем все бумаги. Деньги — любые. Хоть квартиру. Хоть миллион.
Она засмеялась. Но смех был горьким, словно холодное утро.
— Думаешь, ребёнок — это как купить машину? Взял, оформил, поставил на учёт?
Он опустил голову. И вдруг тихо, словно мальчик, признался:
— Мне страшно. Мне сорок, Тама. Я успешный, у меня всё есть. А детей нет. Ольга — моя жена. Я не могу просто уйти. Но и жить без ребёнка… это как пустота внутри.
Тамара впервые села. Не рухнула, а именно села — грациозно, но устало. Как актриса после репетиции слишком откровенной роли.
— А если я соглашусь, — прошептала она. — Ты думаешь, я потом забуду? Что отдала? Что… вырвала из себя и вручила тебе?
Алексей не ответил. Он знал, что в такие моменты мужчины молчат. И боятся.
Поздним вечером, лёжа на кровати, Тамара долго смотрела в потолок. Белые разводы штукатурки напоминавшие детские рисунки. Где-то глубоко в душе, там, куда она давно никого не пускала, зрело сомнение:
«А если… а если я действительно соглашусь? Ради чего? Ради денег? Ради него? Или ради… своей власти? Чтобы однажды он сам не понял, кому принадлежит этот ребёнок?»
Телефон завибрировал.
Алексей прислал сообщение: «Не злись. Просто подумай. Это не безумие. Это шанс. Для всех нас.»
Тамара выключила экран и закрыла глаза. В животе закололо — не болью, нет — предчувствием чего-то неизбежного. Как будто уже пошёл обратный отсчёт.
Прошёл неделю. Семь дней. Сто восемьдесят четыре часа. Слишком много времени, чтобы забыть. И слишком мало, чтобы разобраться в себе.
Тамара не отвечала на сообщения Алексея. Она ходила на работу — в своей рекламной фирме считалась креативным мотором, генератором нестандартных идей. Улыбалась, шутила, даже флиртовала с новым дизайнером. Но всё это — казалось чужим. Как будто актриса играла Тамару, а настоящая она сидела глубоко внутри, наблюдая за спектаклем.
Каждый вечер она возвращалась домой, бросала ключи на полку, разувалась и стояла в коридоре. Потом медленно шла в ванную, включала воду и смотрела в зеркало.
— Ты правда об этом думаешь? — спрашивала она отражение.
— А что такого, если да?
— Ты ведь не рождена быть матерью. Ты сама говорила.
— Но кто это решает? Я? Или жизнь?
На восьмой день Алексей пришёл сам. Не звонил. Не писал. Просто открыл дверь своим старым ключом, которым пользовался раньше, когда она ещё верила, что их отношения — любовь.
Тамара сидела на кухне в старом свитере и пила чёрный чай без сахара.
— Ты не имел права, — не оборачиваясь, сказала она. — Приходить вот так ко мне.
— Прости. Но я не выдержал. Я с ума схожу. Молчание хуже всего.
Он стоял в дверях, будто мальчишка.
— Я согласна, — тихо произнесла она.
Алексей не сразу понял. Он подошёл ближе.
— Что ты сказала?
— Я согласна. На твою… сделку. Я выношу. Рожу. И отдаю. Всё по-честному.
Он резко выдохнул, словно всплыл на поверхность после долгого погружения.
— Тама… Господи, я не знаю, что сказать. Спасибо. Ты не пожалеешь. Я… мы будем рядом. Всё сделаем правильно. И…
— Ты мне не нужен рядом, — спокойно перебила она. — Я хочу видеть только нотариуса. И врача. Все остальные детали — не твоя забота. Я делаю это не для вас. Не ради денег. Не потому, что люблю. Просто хочу понять, что станет со мной после этого.
— Тамара…
— И да. Если хотя бы раз Ольга скажет мне хоть слово — хоть косое, хоть ядовитое — я всё отменю. Схожу в клинику. Сделаю аборт. Ты меня знаешь.
Алексей кивнул. Он действительно знал. Тамара не из тех, кто шутит. Не из тех, кто потом передумает.
— Ты что, совсем с ума сошла? — кричала её подруга Людмила, когда Тамара рассказала ей всё. — Он женат! Он тебе не муж! Это его жена просит тебя родить им ребёнка, а он просто… просто выставил тебя как товар!
— Он не просил. Он предложил, — холодно ответила Тамара. — И я согласилась. Добровольно. Никто не насильно.
— Зачем, Тама? Зачем тебе это?
