Одно касание — и на экране засветился красный индикатор записи, начался отсчёт времени: 00:01, 00:02…
Лишь после этого Наташа подняла телефон и прижала микрофон прямо к рту ошеломлённой свекрови. Она держала устройство твёрдо, словно оружие, направленное в самую точку цели.
— Повторите, пожалуйста, Тамара Сергеевна, — произнесла она спокойным, почти вежливым голосом, от которого по спине свекрови пробежал холодок. — Громко и чётко. Особенно про физические увечья. Я хочу, чтобы ваш сын, мой муж, услышал, какими методами вы планируете решать вопросы дизайна в нашей общей квартире. Запись началась.
Воздействие было подобно удару. Ярость на лице Тамары Сергеевны сменилась выражением полного, звериного недоумения. Кровь, которая ещё мгновение назад наполняла её лицо, резко отступила, оставив пятнистую, болезненную бледность. Рот слегка приоткрылся, но не для новых ругательств — скорее, в беззвучном, почти рыбьем движении. Она бросала взгляд то на спокойное лицо невестки, то на маленький чёрный прямоугольник в её руке, который внезапно стал центром вселенной. Этот телефон, эта холодная металлическая штуковина моментально лишила её главного преимущества — безнаказанности сказанного.
Все её угрозы, весь яд, который она привыкла безнаказанно изливать на окружающих, вдруг обрели конкретную форму. Они перестали быть просто воздухом. Они стали зафиксированы. Теперь это улика. Она попыталась что-то произнести, но из горла вырвался лишь приглушённый хрип. Та, что обычно не стеснялась в словах и могла словесно сокрушить кого угодно, вдруг оказалась немой и беспомощной. Она смотрела на Наташу и впервые видела перед собой не забитую девчонку, а равного, безжалостного и пугающе умного соперника.
В этот момент, когда время в комнате словно застыло, превратившись в густую, вязкую субстанцию, в замке входной двери дважды провернулся ключ. Звук был резким и громким, он рвал напряжённую тишину, словно скальпель по натянутой коже. Наташа не двинулась. Тамара Сергеевна напротив вздрогнула всем телом, словно её ударили током. Её глаза метнулись к двери, и в них мелькнуло что-то похожее на облегчение, смешанное с паникой. Кто сейчас войдёт — спаситель или судья?
Дверь открылась, и на пороге возник Игорь. Уставший после работы, с сумкой через плечо, он с недоумением осмотрел обстановку. Его взгляд скользнул по пустой бетонной коробке, задержался на бледной, словно полотно, матери, затем остановился на жене, стоявшей в странной позе с вытянутой вперёд рукой, где был телефон.
— Ого, вы уже тут, — произнёс он с натянутой бодростью, пытаясь снизить тяжесть напряжённости в воздухе. — Что происходит? Фотосессию устроили?
Тамара Сергеевна сразу же обрела дар речи. Спаситель — без сомнений, спаситель. Она мгновенно избавилась от оцепенения и бросилась в наступление, выбрав единственно верную стратегию — позицию жертвы.
— Игорёк, сынок, наконец-то ты пришёл! — заливисто заявила она, её голос наполнился страдальческими, обиженными интонациями. — Я пришла помочь, посоветовать, как лучше сделать, чтобы уютнее было. А твоя жена… она… — Тамара Сергеевна эффектно махнула рукой в сторону Наташи, — она напала на меня! Тычет в меня этой своей штуковиной, провоцирует! Разве так со старшими разговаривают?
Игорь растерянно переводил взгляд с матери на жену. Он знал характер своей матери, но и Наташа никогда не была замечена в беспричинной агрессии. Ситуация казалась абсурдной.
— Наташа, что случилось? Мам, давай спокойно.
Наташа не ответила мужу и даже не взглянула в его сторону. Её внимание оставалось прикованным к свекрови. На губах появилась едва заметная, холодная усмешка. Одним движением большого пальца она остановила запись и нажала кнопку воспроизведения.
Комната наполнилась звуком.
Искажённый динамиком телефона, но от этого не менее мерзкий, по пустому пространству разнёсся шипящий голос…
