Искажённый динамиком телефона, но от этого не менее резкий и неприятный, голос Тамары Сергеевны пронёсся по пустоте, наполненный злобой и ядом: «Ты, недоделанная малолетка, когда в последний раз умывалась кровавыми соплями? Если ещё раз огрызнёшься, я напомню тебе, что это значит.»
Эти слова поразили Игоря сильнее, чем удар по лицу. Он невольно отшатнулся назад, словно пытаясь дистанцироваться от чего-то омерзительного. Лицо его залилось краской стыда, а шея и уши покраснели. Он смотрел на мать с ужасом и неверием, будто впервые в жизни видел её. Это был не просто гнев — это была откровенная, грубая угроза, от которой исходил дух чего-то уголовного и мерзкого.
Тамара Сергеевна застыла, широко раскрыв рот, слушая собственные слова. Она походила на преступника, пойманного с поличным.
— Мам… — проговорил Игорь с хрипотой, в этом единственном слове смешались шок, укор и растерянность. — Зачем?..
И тогда он допустил ошибку. Вместо того чтобы вынести окончательный приговор, он решил примирить стороны. Повернувшись к Наташе, в его глазах читалась мольба.
— Наташа, ну… может, не стоило записывать? Мы же семья, могли бы разобраться и без этого…
Именно этого Тамара Сергеевна и ждала. Он не осудил её открыто. Он усомнился в действиях Наташи. Это была лазейка, и она сразу же ринулась в неё.
— Вот видишь, сынок! — мгновенно оживилась она. — Она специально меня спровоцировала! Я на эмоциях сказала, с кем не бывает! А она всё подстроила, чтобы тебя против меня настроить!
Наташа спокойно отключила запись и убрала телефон в карман. Её лицо оставалось безэмоциональным. Она бросила на мужа долгий, тяжёлый взгляд, в котором не было ни злости, ни обиды — лишь холодное, внимательное изучение. Она предоставила ему шанс, но он им не воспользовался. Он попытался поставить её самооборону и агрессию матери на один уровень. И в этот момент поле боя изменилось. Теперь это была уже не только её война со свекровью. Это стала его борьба — за него самого.
— На эмоциях? — впервые обратившись напрямую к Игорю, Наташа не отводила глаз от свекрови. Её голос звучал ровно, почти безразлично, и эта бесстрастность пугала сильнее любого крика. — Ты называешь это «на эмоциях»?
Игорь почувствовал себя зажатым между двумя мельницами. С одной стороны — мать, методы которой он не мог принять, но чью сторону инстинктивно пытался занять. С другой — жена, чьё ледяное спокойствие было страшнее любой истерики. Он открыл рот, чтобы произнести что-то примирительное, может быть, «давайте успокоимся», но Тамара Сергеевна не дала ему этого сделать. Она уловила его слабость и нерешительность, решив, что это её момент нанести решающий удар.
Она перестала играть роль жертвы. Теперь она стала обвинителем. Подойдя к сыну, положила руку ему на плечо, словно защищая от невидимой опасности, и заговорила, глядя прямо на Наташу.
— Игорёк, открой глаза. Ты разве не видишь, что она делает? Она вцепилась в тебя, в нашу семью. Думаешь, она тебя любит? Ей нужна квартира в Украине, прописка, твой статус. Я же о ней навела справки, сынок, — каждое слово было пропитано ядом и нацелено на максимальный урон. — Знаешь, кем была её мать? Продавщицей в сельпо. А отец пил без меры, позорил всю семью. Яблоко от яблони… Она из грязи, и тебя туда же потянет. Она мечтает отнять у тебя всё, что ты заработал, что наша семья нажила. А потом выбросит тебя, как только найдёт что-то получше.
Это был удар ниже пояса. Удар, рассчитанный не на защиту, а на полное уничтожение.
