Тот же самый год, что и в истории Алексея.
Но они не отправлялись в лес за грибами.
Они скрывались там, потому что их выгнали из дома.
Отец Алексея проиграл в карты своему знакомому крупную сумму.
И этот человек пришёл с двумя громилами требовать деньги.
Они перевернули всю квартиру.
Забрали телевизор и ковер.
И предупредили, что деньги должны быть возвращены на следующий день, иначе… «Мы убежали в лес, — тихо рассказывала Наталья. — Просто спрятались.
Алексей плакал.
А отец… улыбался.
Говорил ему: «Сынок, мы не прячемся, мы пошли за грибами!
Смотри, какое приключение!» Он сорвал несколько поганок и горьких сыроежек, показывал их Алексею и уверял, что это лучшие грибы.
А я смотрела на него и испытывала ненависть».
Картина, которую воссоздала её память, была пугающей.
Они вернулись в опустевшую, разгромленную квартиру.
Кушать было нечего.
Тогда отец Алексея достал из укромного места сетку картошки и банку консервированных лисичек, которую Наталья берегла на Новый год.
Он начал жарить картошку, громко смеясь и рассказывая Алексею, какие они удачливые грибники.
Он создавал для сына иной мир.
Счастливый и безопасный.
А Наталья сидела в углу и молча проглатывала слёзы вместе с этой картошкой. — Он съел и сказал: «Вкусно, будто действительно с леса».
И уснул.
А я не сомкнула глаз всю ночь.
Думала, как жить дальше, — закончила она и уронила вилку.
Звон металла о тарелку прозвучал словно выстрел.
Я сидела, ошарашенная.
Выходит, что самое счастливое воспоминание Алексея — это ложь.
Красивая, заботливая ложь.
Его отец, которого я всегда считала слабым, безответственным пьяницей, в тот момент оказался настоящим гением.
Он устроил для сына спектакль о счастье посреди развалин их жизни.
Я поняла, что семейная история — не монолит.
Это многослойный пирог.
Сверху — красивая глазурь легенд и счастливых моментов, которыми делятся с детьми.
А под ней — горькие, подгоревшие слои правды, о которых взрослые предпочитают не говорить.
И я, сама того не желая, начала снимать эту глазурь.
И меня охватил страх: а что я обнаружу под ней дальше? *** Приближался Новый год.
Настоящий, а не выдуманный.
Я знала, какое блюдо должно стать следующим и, возможно, заключительным в моём эксперименте.
Мандарины.
Тот самый «дефицитный Новый год», который стал легендой в нашей семье.
Легенда, рассказанная Алексеем, была прекрасна. «Мне было около семи лет.
Конец семидесятых.
В Буске не найти мандаринов.
А папа где-то раздобыл целую авоську!
Он вошёл в квартиру, и этот запах… Запах праздника!
У нас была ёлка, гости, все смеялись.
Я сидел под ёлкой, объедался мандаринами и был совершенно счастлив.
Мама тогда сказала, что это самый лучший Новый год в её жизни».
Эта история стала семейной реликвией.
Символом того, что даже в тяжёлые времена их семья умела творить чудеса.
Я хотела подарить Наталье Викторовне это воспоминание.
Купила самые лучшие, абхазские мандарины.
Те самые, с тонкой кожурой и невероятным ароматом. 31 декабря.
На кухне пахло хвоей и праздником.
Я поставила маленькую ёлочку, включила по телевизору «Иронию судьбы».
Создала идеальную атмосферу.
Затем взяла мандарин и начала его очищать.
Резкий, сладкий цитрусовый аромат ударил в нос.
Наталья Викторовна, сидевшая за столом, вздрогнула.
Медленно повернула голову, услышав звук и почувствовав запах.
Я протянула ей дольку.
Она взяла её дрожащими пальцами, поднесла ко рту.
И расплакалась.
Не всхлипывая, а рыдая.
Беззвучно, горько.
Крупные слёзы стекали по морщинистым щекам и падали на клеёнку. — Его не было, — прошептала сквозь слёзы. — Он не пришёл.
Легенда рассыпалась в прах.
В её памяти тот Новый год был совсем другим.
Отец Алексея ушёл из семьи за неделю до праздника.
Просто собрал вещи и ушёл к другой женщине.
Он оставил их одних в пустой квартире.
Маленький Алексей ждал папу.
Он был уверен, что папа просто уехал в командировку и обязательно вернётся к Новому году с подарками.
С мандаринами. «А я бегала по всему Буску, — голос её дрожал. — Искала эти проклятые мандарины.
Чтобы Алексей не догадался.
Чтобы праздник состоялся.
Но нигде их не было.
Дефицит.
Я вернулась домой пустая, разбитая.
Алексей сидит под ёлкой и спрашивает: “Мама, а папа скоро?” А я не знала, что ответить».
И тогда, по её словам, случилось чудо.
В дверь позвонила соседка, тётя Света.
Протянула ей сетку с мандаринами. «Это тебе, Тома.
Держись».
Это была не добыча героя-отца, а акт женской поддержки и сострадания. «Гостей не было, — продолжала она, сдерживая слёзы. — Мы были вдвоём.
Я чистила ему эти мандарины, а сама улыбалась.
Сказала, что папу срочно вызвали на работу, на Коблево, к Деду Морозу.
А мандарины — подарок от него.
Он передал.
Он поверил.
Он сидел, ел их, был так счастлив… А я смотрела на него, и у меня внутри всё умерло».
Она доела дольку и выплюнула на ладонь маленькую белую косточку. — Я тогда проглотила одну.
Случайно.
Подумала, вот она, моя жизнь.
Сладкая оранжевая мякоть лжи для сына, а внутри — твёрдая, горькая косточка правды.
Для меня.
Я носила эту косточку в себе все эти годы.
Мандариновую косточку.
Она разжала ладонь и показала мне.
Пустую руку.
Косточка была метафорой.
Невыносимым грузом, который она носила в себе десятилетиями, создавая для сына мир, где отец — герой, а семья — счастливая.
Я смотрела на неё и чувствовала, как дыхание перехватывает.
Вся их семейная история, все эти светлые мифы опирались на фундамент женской боли и жертвенности.
Она была не просто матерью.
Она была драматургом, режиссёром и актрисой одновременно, играя для одного единственного зрителя — своего сына.
И в этот момент я осознала, что мой кулинарный эксперимент завершён.
Потому что я нашла то, что искала.
Не просто воспоминания.
Я нашла её сердце.
Спрятанное под толстой кожурой легенд, но всё ещё живое.
И горькое, как мандариновая косточка. *** В тот вечер позвонил Алексей.
Весёлый, возбужденный. — Ольга, с Новым годом!
Ну как у вас?
Пахнет мандаринами?
Помнишь, я рассказывал, как отец тогда целую авоську притащил?
Вот настоящий мужчина, творил чудеса!
Я слушала его радостный голос и не знала, что ответить.
В горле стоял ком.
Правда, которую я нашла, была тяжёлой, словно могильная плита.
Она давила на меня. — Алексей, нам нужно поговорить.
Мой тон насторожил его. — Что-то с мамой? — И с мамой, и с нами.
Алексей… Твой отец не приносил мандарины.
Он ушёл от вас за неделю до того Нового года.
На том конце провода воцарилась тишина.
Такая же густая и вязкая, как на моей кухне до начала всех этих экспериментов. — Что за чушь ты говоришь? — наконец произнёс он.
Голос стал холодным, стальным. — Ты совсем с ума сошла со своей готовкой? — Это не чушь, Алексей.
Это мама сегодня вспомнила.
Вместе с запахом мандаринов.
