Он ощущал полную беспомощность.
Тот, кто привык все держать под контролем, решать вопросы и управлять миллионами, сейчас мог лишь одно — ждать.
Ждать и уповать на умелые руки хирурга и на чудо.
Его взгляд задержался на Тамаре.
Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и смотрела на красную лампочку.
За эти несколько дней она казалась старше лет на десять.
Вся ее жизнь сейчас вращалась вокруг той двери.
Внезапно Алексей осознал, что все эти пятнадцать лет она была матерью-одиночкой.
Труженицей на двух работах, несущей на себе быт и воспитывающей сына.
В то время как он наслаждался семейным уютом, она вела свою ежедневную, изнурительную борьбу.
И он почувствовал не жалость, а глубокое уважение к этой женщине.
Час.
Два.
Пять.
Коридор наполнялся людьми, затем снова опустел.
Медсестры проходили мимо, бросая им сочувственные взгляды.
Алексей несколько раз отправлялся в кафетерий, возвращался с кофе, к которому они почти не притрагивались.
Он достал телефон.
Не было ни одного сообщения от Елены.
Он и не ожидал.
Но где-то в глубине души теплел слабый луч надежды, что она напишет хотя бы «Как дела?».
Однако телефон молчал.
Его мир разделился на «до» и «после».
И сейчас он находился в этом страшном «сейчас», где не было ничего, кроме белого коридора и красной лампочки.
Чтобы отвлечься, он побудил Тамару говорить.
Рассказывать о Владе.
Каким он был в детстве?
Что любил?
О чем мечтал?
И она рассказывала.
Тихо, сбивчиво, иногда улыбаясь сквозь слезы.
О том, как в три года пытался «чинить» будильник и разобрал его на детали.
О том, как в семь лет написал свою первую компьютерную программу — калькулятор.
О том, что мечтал стать программистом и создавать игры.
О том, как скрывал свою болезнь от сверстников.
Алексей слушал, и перед ним вырисовывался образ мальчика — умного, замкнутого, ранимого.
Его сына.
Он упустил все: первый шаг, первое слово, первую пятерку, первую влюбленность.
Пятнадцать лет жизни, которые уже невозможно вернуть.
И эта потеря причиняла почти физическую боль.
Наконец, спустя почти семь часов, лампочка погасла.
Дверь открылась, и в коридор вышел профессор Гринько.
Высокий, седовласый, с усталым, но спокойным выражением лица.
Он снял маску.
Алексей и Тамара вскочили, словно по сигналу. — Профессор Гринько? — прошептала Тамара.
Профессор подошел к ним.
Он говорил по-английски, медленно и чётко. — Операция была крайне сложной.
Но она прошла успешно.
Мы сделали всё, что было возможно.
Сердце работает стабильно.
Самым трудным теперь станет восстановление.
Следующие 48 часов будут критическими.
Но прогноз благоприятный.
Он сильный мальчик.
Тамара не выдержала.
Она опустилась на пол у стены и беззвучно заплакала.
Это были слёзы облегчения, накопленные годами.
Алексей опустился рядом на корточки и неловко положил руку ей на плечо.
Он хотел что-то сказать, но не смог.
Просто сидел рядом, ощущая, как уходит титаническое напряжение последних часов.
Позже их впустили в реанимацию.
На несколько минут.
Влад лежал на кровати, бледный, без сознания, подключённый к множеству аппаратов, которые пищали и мигали.
Но он дышал.
Он был жив.
Алексей смотрел на сына, и его охватило чувство отцовской любви — такой мощной и всепоглощающей, что перехватило дыхание.
Это не был долг.
Это не была обязанность.
Это была любовь.
Запоздалая, выстраданная, но настоящая.
Он подошёл и осторожно коснулся руки Влада. — Я здесь, сынок.
Я больше никуда не уйду, — прошептал он.
И в этот момент он понял, что его прежняя жизнь закончилась не тогда, когда ушла Елена.
Она завершилась сейчас, в этой стерильной палате мукачевской клиники.
И началась новая.
Неизвестная, сложная, но единственно возможная для него теперь.
Следующие несколько дней прошли словно в тумане.
Алексей и Тамара по очереди дежурили у постели Влада.
Он медленно приходил в сознание.
Сначала просто открывал глаза, потом смог пошевелить рукой, затем — слабо улыбнуться.
Первое, что он сказал, очнувшись и увидев Алексея: — Ты не уехал? — Не уехал.
И не уеду, — ответил Алексей, сжимая его руку.
Между ними зарождалась хрупкая связь.
Они разговаривали.
Обо всём и ни о чём.
О компьютерах, о машинах, о Киеве.
Алексей рассказывал о своём бизнесе, и Влад слушал с неподдельным интересом.
Впервые в жизни он видел перед собой пример успешного мужчины — своего отца.
А Алексей, глядя на сына, видел не просто больного подростка, а умного, тонко чувствующего молодого человека с огромным потенциалом.
Через неделю Влада перевели в обычную палату.
Прогноз врачей был оптимистичным: впереди долгий период реабилитации, но он сможет вести полноценную жизнь.
Тамара преобразилась.
Она больше не выглядела измотанной и подавленной.
В её глазах зажегся свет.
Она и Алексей стали… друзьями.
Партнёрами в самом важном деле их жизни — спасении сына.
Между ними исчезли обиды и недомолвки.
Осталась лишь общая цель и общая радость.
Однажды вечером, когда Влад уже спал, телефон Алексея завибрировал.
На экране высветилось «Елена».
Его сердце застучало чаще.
Он вышел в коридор, чтобы ответить. — Алло? — Здравствуй, Алексей, — голос Елены звучал спокойно, но холодно, словно лёд. — Как… ваш сын?
Тамара мне звонила, сообщила, что операция прошла успешно.
Я рада за него.
Алексей был ошеломлён.
Тамара звонила Елене? — Да, всё хорошо.
Он идёт на поправку.
Елена… — Я звоню не по этому поводу, — перебила она. — Я подала на развод, Алексей.
Документы будут у твоего юриста на следующей неделе.
Удар был предсказуемым, но от этого не менее болезненным. — Елена, подожди.
Давай я вернусь, всё обсудим. — Обсуждать нечего.
Я много думала.
И поняла, что не смогу.
Не смогу каждый день смотреть на тебя и помнить эту ложь.
Не смогу жить с мыслью, что у тебя где-то есть другая жизнь, другая семья.
Даже если эта семья из прошлого.
Ты сделал свой выбор, Алексей.
Ты выбрал быть отцом этому мальчику.
И, наверное, это правильно.
Я не осуждаю тебя за это.
Я осуждаю тебя за обман.
За то, что ты не посчитал меня достойной знать правду. — Но я люблю тебя!
И детей! — Я знаю, — в голосе прозвучала горечь. — Но иногда одной любви недостаточно.
Нам предстоит решить вопросы с детьми, домом, бизнесом.
Но это потом.
Через адвокатов.
Не приезжай к нам, когда вернёшься.
Поживи пока в своей квартире в центре.
Мне… нам нужно время.
Очень много времени.
Возможно, всю жизнь.
Прощай, Алексей.
Она бросила трубку.
Алексей стоял, прислонившись к стене коридора.
Всё закончилось.
Он спас сына, но потерял семью.
Он заплатил за свой выбор самую высокую цену.
Он не чувствовал себя ни героем, ни жертвой.
Он ощущал пустоту и странное, горькое спокойствие.
Он сделал то, что должен был.
Он вернулся в палату.
Влад проснулся и смотрел на него. — Всё в порядке? — спросил он.
Алексей посмотрел на сына.
На бледное, но уже менее болезненное лицо.
На глаза, полные доверия.
Он подошёл и сел на край кровати. — Да, сынок.
Теперь всё будет хорошо, — сказал он.
Он не знал, что ждёт впереди.
Развод, раздел имущества, редкие встречи с Настей и Сашей по выходным.
Новая жизнь, которую придётся строить с нуля.
Но сейчас, глядя на своего обретённого сына, он понимал, что поступил единственно верно.
Его идеальный мир сгорел дотла, но на пепелище пробивался первый, хрупкий росток чего-то настоящего.
И за это стоило заплатить любую цену.
