Они повесили трубки почти одновременно.
Тамара осталась на кухне одна, слушая редкие капли, падающие из крана, и ощутила не злость и не обиду, а именно физическую усталость: разговор казался тяжёлым грузом, который нужно было нести до конца.
Игорь вышел из комнаты, присел напротив и убрал со стола лишнюю ложку. — Ну? — спросил он. — Вот так, — пожала плечами Тамара. — Ты же слышал. «Нужно готовиться».
Как будто праздник — это пот на лбу и усталость в ногах. — Мама… — вздохнул Игорь, — иначе она не воспринимает.
И не воспримет.
Но ты держись.
Я… — он отвёл взгляд, — я обязательно приду.
Я надеюсь. — А ты сам придёшь? — вдруг спросила Тамара. — Не из злости, а просто чтобы знать.
Я помню прошлую весну, когда ты «заглянул по пути», а мы ждали тебя до одиннадцати, потому что «мама задержалась».
В свой день мне не хочется ждать.
Игорь посмотрел вниз, потер переносицу. — Приду, — сказал он. — Я уже не мальчик.
И не пойду с мамой.
Приду.
Но ты тоже не провоцируй.
Не употребляй с ней выражение «внесла задаток» — для неё это словно ожог.
Тамара кивнула.
Она решила больше никого не убеждать — ни свекровь, ни Игоря.
Она намеревалась устроить свой праздник.
Дни перед юбилеем проходили, как обычно зимой: работа, поход в магазин, ужин вдвоём, звонок маме, в субботу — уборка, в воскресенье — поездка на рынок за мёдом и орехами.
Только теперь к этому добавились маленькие радости: визит с Людмилой в ателье — подшить платье, примерка туфель, к которым она позволила себе приобрести новую сумку, потому что старую давно пора было заменить, и выбор цветов для букета — простой, из ромашек и эвкалипта.
Тамара связывалась с кафе, уточняла рассадку, интересовалась насчёт детских стульчиков — племянник двоюродной сестры обещал прийти с малышом.
Она продумала всё, чтобы никто не скучал и не чувствовал себя обязанным сидеть тихо.
Тем временем свекровь вела собственную подготовку.
Она осыпала звонками со всех сторон: сначала Игоря — с перечнем блюд, которые «обязательно» должны быть на каждом столе; затем Тамару — с вопросом, «почему ты ничего не просишь?».
Потом пошли советы: «Пригласи тётю Зою — хоть и дальняя, но если не позовёшь, обидится», «Табуретки возьми у соседки — в кафе стулья, наверное, неудобные», «Обязательно купи огромную селёдку — а то ваши повара всё делают кашу».
Тамара отвечала ровно: «Мы всех записали», «стулья удобные», «селёдки не будет».
На другом конце часто наступала пауза, после которой следовало: «Ну, живите как хотите».
За три дня до праздника свекровь появилась без предупреждения.
С порога — «я на минутку» — поставила на кухонный стол большой пакет с гремящими кастрюлями и достала оттуда старые формы для салата. — Будем резать? — бодро спросила она, будто собирались на каток. — Не будем, — ответила Тамара, снимая с женщины пальто, словно чужой плащ. — В этот раз у нас кафе, вы в курсе. — Я знаю, — махнула свекровь, осматривая столешницу, — но нужно что-то своё привезти.
В вашем кафе приготовят что-то, а у народа будет несварение.
Я тебе всё порезать помогу — у тебя с ножами не очень.
Я даже свой нож принесла.
И селёдочку — домашнюю.
Поставим под шубу — все языки проглотят.
Тамара почувствовала, как в горле застрял нервный ком — не слово, а просто воздух. — Тамара Сергеевна, мы не везём свои блюда в кафе.
Там всё предусмотрено.
И нож — оставьте дома.
Пожалуйста. — Ты мне что, запрещаешь? — свекровь нахмурилась. — Оля, я женщина с опытом.
Праздник — это когда из кухни тянутся запахи.
Мы всегда так делали.
А эти ваши залы… — она махнула рукой, — пустышка.
Для кого ты стараешься?
Для чужих?
Для своих надо. — Для своих, — твёрдо ответила Тамара. — Для своих — чтобы меня видели, а не мою спину.
Вы просили — я сказала.
Без кастрюль.
Если хотите — принесите тёплые слова.
Они для меня важнее шубы.
Свекровь молча сложила формы обратно в пакет, зацепилась за табурет, поцарапала плитку меховой манжетой и поднялась. — Ну и живите, — сказала она. — Я сделаю по-своему.
Мы с Еленой Викторовной дома посидим, соседку пригласим.
А вы там — в своей пустыне.
Игорь, кстати, будет у нас.
Тамара опёрлась ладонями о стол.
Игорь обещал.
Игорь сказал «приду».
Но свекровь уже расставила свои фигуры.
Тамара молчала.
Её взгляд упал на букет, который она принесла вчера — белые маленькие хризантемы стояли, словно кружки вокруг медового блюда.
В них сейчас было больше смысла, чем во всех чужих «как надо».
Вечером Игорь вернулся, уставший и рассеянный.
Он долго расстёгивал куртку, словно сражаясь с застёжкой. — Мама приходила? — спросил, не успев снять ботинки. — Приходила, — подтвердила Тамара. — Принесла кастрюли.
Я попросила убрать. — И… — Игорь замялся, — она… ну… сказала, что останется с Еленой Викторовной у нас дома. «Мы по-семейному».
А я… — А ты? — Тамара смотрела ему в глаза. — Я приду к тебе, — выдохнул он. — Я… я не скрою это от мамы.
Но я приду к тебе.
Не знаю, насколько — но приду.
Если ты не против, потом заеду к ней на час. — Я против, чтобы мой вечер был «насколько».
Но, — Тамара попыталась улыбнуться, — я уже научилась жить с твоими «насколько».
Приди.
И постарайся продержаться до тоста хотя бы.
Я тебя для этого и приглашала.
Оба понимали, что впереди — не просто праздник, а маленькое испытание.
Но больше сказать было нечего.
День юбилея начался необычайно спокойно.
Тамара проснулась раньше будильника, долго лежала и смотрела в потолок, где светлая полоска от окна напоминала дорожку.
Потом поднялась, заварила кофе, села с кружкой у окна и впервые позволила себе просто ничего не делать.
Она собрала волосы, достала из шкафа платье — оно было сдержанное, мягкое, тёплого синего оттенка, с простым вырезом.
Надела серёжки, подаренные мамой на сорокалетие.
В памяти мелькнула свадьба — тогда она тоже сидела у окна и думала, как не разочаровать никого.
Уже тогда не вышло — почему теперь должно?
Кафе встретило её ароматом свежего хлеба и корицы.
В зале уже расставили столы буквой «П», на белых скатертях лежали плотные салфетки, по центру стояли маленькие стеклянные вазы с веточками.
Администратор помахала ей рукой и подошла: — Всё идёт по плану.
Хотите, покажу, где поставим ваш торт? — Да, — кивнула Тамара. — Торт привезут из кондитерской к семи.
Первые гости появились рано: мама, тётя Ирина, Людмила, которая, как всегда, была самой громкой, но её громкость не раздражала.
Они обнимали Тамару, улыбались, дарили букеты — сдержанные, без глянца, и от этого ещё более родные.
