Он уходил рано утром и возвращался поздним вечером.
Я просматривала объявления о работе, посещала собеседования, отправляла письма.
В ответ приходили стандартные «спасибо, рассмотрим», и я вглядывалась в них, словно в зеркало, где не отражалось моё лицо.
Однажды вечером Тамара Васильевна пришла без предупреждения.
Хотя у неё был ключ, и я это знала, обычно она действовала осторожнее.
В этот раз она вошла и сразу заполнила всё пространство своим «надо».
На кухне открыла холодильник, в гостиной включила свет, в спальне приподняла штору и заметила: «Тускло, купите лампу».
Затем села за стол, разложила перед собой документы — бланки, визитки, какую-то распечатку. — Что это? — спросила я, хотя глубоко внутри уже понимала: это не реклама. — Контакты юриста, — ответила она спокойно, словно показывая примеры на линейке. — Он всё сделает быстро.
Заявление подадим, имущество делить не придется, у вас тут… — она оглядела комнату, — пусто.
Ипотеку — на Игоре, она останется за ним.
Тебе — ничего.
Но я не жестокая: на первое время дам денег на съём жилья.
Только уходи.
Ему дышится тяжело.
Я ощутила, как кресло подо мной стало неприятно жёстким. — Вы всерьёз считаете, что деньги — повод выгнать человека? — спросила я. — Это ведь не магазин.
Мы не товар на витрине.
Мы — семья. — У нас было так, — она начала медленно, размеренно, — что муж — опора, а жена — дом.
У тебя — ни дома, ни опоры.
Ты — ноль.
Я взрослый человек и живу в реальности.
И мой сын должен жить там же, а не в иллюзиях о прекрасной Ольге с кружком и надеждами. — Меня зовут Ольга, — ответила я. — И я не мечта.
Я — человек.
И ваш сын — тоже человек.
Он выбрал меня, когда у меня был лишь диплом и глаза.
Тогда вы говорили «пусть попробуют».
А теперь говорите «уходи».
Я уйду, если он скажет.
Но не на ваших условиях.
Она поднялась, направилась в комнату — туда, где Игорь сидел, уткнувшись в ноутбук, словно надеясь на слепоту техники. — Сынок, — произнесла она, — хватит.
Жизнь коротка.
Мы с тобой всё обсудили.
Давай подадим заявление.
Он закрыл ноутбук, встал, но не взглянул на нас. — Мама, уйди, — вдруг сказал он. — Не сегодня.
Я не готов. — А когда ты будешь готов? — она устало рассмеялась. — Когда у тебя появится живот от нервов?
Ты же сам мне говорил… — Я говорил в гневе, — поморщился он. — Пожалуйста, уйди.
Она ушла, но дверь захлопнула так, чтобы мы её слышали — громко.
В квартире сразу стало пусто и, странным образом, холодно.
Я подошла к окну и отодвинула штору.
На улице падал снег — мелкий, словно сахарная пудра. — Я не знаю, что делать, — произнёс Игорь из комнаты.
Я повернулась.
Он стоял, опёршись ладонями о дверной косяк. — Я словно между двумя стенами. — А я — между чем? — тихо спросила я. — Между твоей мамой и твоим молчанием.
Я не буду сопротивляться, если ты решил.
Но пусть решаешь ты.
Он впервые за много дней посмотрел на меня. — Мне… нужно время, — сказал он. — Я запутаюсь в словах.
Боюсь обидеть.
Я устал. — Я тоже, — ответила я. — Я поеду на пару дней к маме.
Подумай.
Не из мести.
А ради себя.
У меня есть жизнь, и я хочу жить, а не стоять у вашей двери.
Я быстро собирала вещи: джинсы, свитер, книгу, зарядное устройство.
Ничего лишнего, как в поездке на два дня в Малин.
Игорь стоял в коридоре, держа в руках мою шапку, не зная, куда её положить. — Позвони, — сказала я у двери. — Когда поймёшь, что скажешь своим голосом.
У мамы было тепло и тихо.
Она не задавала вопросов с порога.
Поставила на стол суп, спросила о работе.
Я призналась честно: «ищу», она улыбнулась: «найдёшь».
Ночью я легла на знакомый с детства диван и впервые за месяц спала без пробелов между снами.
На следующий день пришло сообщение от Игоря: «Приеду вечером».
Он приехал один — без матери — и я уже была благодарна за это.
