Алексей Михайлович пожал плечами: — Пусто будет.
Но всё же споры не утихали… После того вечера что-то изменилось.
Конфликты стали реже; кто-то приносил свежие цветы для клумбы — посадили бархатцы и даже подсолнух у стены.
Алексей Михайлович больше не возражал вслух; иногда задерживался у чайного столика под предлогом «узнать новости».
В середине лета Елена принесла банку домашнего крыжовенного варенья и поставила её рядом с мятой.
Владимир Сергеевич аккуратно размешивал ложкой варенье в стакане, глядя сквозь стекло банки на зелёные листья: — Какая всё-таки простая штука жизнь… Вот сидим тут — чай пьём… А ведь могли бы спорить до хрипоты из-за клумбы или вообще не знать друг друга.
Людмила Петровна кивнула: — Всё зависит от взгляда… Если каждый день смотреть на соседа как на врага — война за асфальт может длиться до самой зимы.
Ольга подумала о своём подоконнике: там тоже стояла стеклянная банка с мятой — уже слегка подсохшей к августу, но всё ещё пахнущей свежестью.
Иногда она ловила себя на мысли: когда завариваешь эту мяту вечером дома — будто возвращаешься к тому разговору у подъезда; к миру между людьми, где можно уступить место другому без страха быть обманутым.
В августе они вместе покрасили лавочку у подъезда, потом пересадили сирень чуть дальше от дороги — «чтобы корни не мешали асфальту», объяснил Алексей Михайлович с улыбкой.
Никто уже не спорил всерьёз; чаепития стали тише, но отношения между соседями от этого только крепли.
Однажды вечером Ольга пришла позже обычного; солнце уже садилось за гаражи.
Столик стоял пустой, лишь стеклянная банка с мятой мерцала в сумерках на подоконнике лестничной клетки.
Она взяла её осторожно обеими руками и поняла: порой достаточно простого жеста — пригласить человека к столу или просто поделиться горячим чаем, чтобы позволить миру расцвести прямо среди обычных городских будней.
