Я прихожу в Радомышль, на окраину города, когда ещё только начинает светать.
По коридору доносится шелест листвы — дворник собирает её в кучки под окнами, и этот звук пробивается сквозь щели в стеклопакетах, словно напоминая, что осень не ждёт.
В холле чувствуется запах влажной земли, как будто кто-то недавно занёс с улицы сапоги, и я невольно задерживаю дыхание, заходя в комнату отдыха.
Здесь всегда царит полумрак, даже в дневное время — лампы под потолком светят приглушённо, а тёмные шторы, кажется, защищают от суеты.
Я ставлю термос на край подоконника, привычно убеждаюсь, что он никому не мешает.
На кресле у стены лежит тёплый плед — шероховатый, с вытянутыми петлями, но он остаётся нетронутым.
На этот раз моё внимание сразу привлекает женщина в дальнем кресле.
Она сидит, скрестив ноги, с прямой спиной, взгляд устремлен куда-то в глубину двора.
Я узнаю её по описанию — Тамара Сергеевна, новая пациентка.
Остальные уже обсуждают её между собой: «Гордая, не подпускает», — шепчутся медсёстры.
Я замечаю, как она внимательно наблюдает за деревьями во дворе, словно пытаясь найти в их движении какой-то смысл.
Я подхожу ближе, сажусь рядом, аккуратно поправляю чашку на столе, чтобы не задеть. — Доброе утро, Тамара Сергеевна, — говорю, стараясь сделать голос мягким.
Она отвечает сухо, почти не поворачивая головы: — Утро как утро.
Я пытаюсь начать разговор, спрашиваю, удобно ли ей, не холодно ли.
Она молчит, затем коротко бросает: — Всё в порядке.
Я понимаю, что она не желает говорить больше.
В этот момент мне кажется, что можно просто повернуться и уйти, но вместо этого остаюсь сидеть рядом.
Молчу.
Пусть знает: я здесь, даже если она меня не ждёт.
Время тянется медленно и вязко.
За окном продолжается свой неспешный танец — деревья то шевелятся, то замирают.
