Пусть она осознает, что потеряла не деньги, а сына.
Он поднял на меня глаза.
В его взгляде мерцали слёзы. — Этого она точно не ожидала, — тихо произнёс он. — Она привыкла, что я всегда прощаю.
Всегда.
Я сильнее сжала его руку. — Пора научиться ставить границы, — прошептала я. — Даже с родной матерью.
Прошло две недели.
Телефон не умолкал от звонков Тамары Ивановны — сначала они были непрерывными, словно бешено колотящееся сердце, затем звонила лишь по вечерам, а после третьего дня наступила гнетущая тишина.
Однако в ВКонтакте её жизнь кипела — новые снимки с лазурного побережья, восторженные подписи, словно между нами не возникла никакая пропасть.
Алексей изменился.
Он стал более молчаливым, часто уставлял взгляд в одну точку.
Я не настаивала, давала ему время пережить случившееся.
Мы не затрагивали тему машины, но я замечала, как он иногда заглядывал на сайты с объявлениями, а потом с раздражением закрывал вкладку.
В воскресенье утром пришло сообщение: «Буду у вас к трём. Нам нужно поговорить».
Тамара Ивановна возвращалась. — Ты хочешь её видеть? — спросила я Алексея за завтраком.
Он поднял глаза от тарелки: — Хочу услышать, что она скажет.
Я кивнула.
В душе бушевала смесь гнева и пустоты.
Я готовила речь, которую собиралась сказать ей в лицо.
О доверии.
О предательстве.
О том, как мать не должна поступать.
Мы ждали её на веранде.
Я заметила такси, когда оно остановилось у калитки.
Тамара Ивановна вышла, необычно торжественная в лёгком голубом платье.
Загорелая, посвежевшая.
В руках — какие-то документы и связка ключей.
Она медленно поднялась по ступенькам.
Мы с Алексеем не пошли навстречу. — Выглядите прекрасно, — холодно сказала я. — Отдых явно пошёл на пользу.
В ответ она протянула руку и положила перед Алексеем ключи с брелоком.
На металлической пластине отчётливо выделялся знакомый логотип.
Мы с Алексеем одновременно перевели взгляд на дорогу.
Позади такси, чуть поодаль, стоял внедорожник.
Именно тот, о котором мечтал Алексей.
Тёмно-синий, с хромированными дисками. — Что это? — голос Алексея дрогнул.
Тамара Ивановна присела на стул напротив, разгладила складки платья дрожащими пальцами. — Сюрприз, сынок, — её губы сложились в улыбку, но глаза выдали тревогу, словно она стояла на краю пропасти. — Я купила её тебе.
Мы застылли, словно перед картиной, смысл которой ускользает.
— Пять лет назад, когда ты только начал говорить о машине, я открыла вклад, — она положила на стол документы. — Постепенно откладывала деньги.
Хотела сделать тебе подарок к тридцатилетию.
Но потом подумала — зачем ждать?
И решила сделать сюрприз прямо сейчас.
Я взяла документы.
