Сердце бешено колотилось, ладони покрылись потом.
Меня мучила предстоящая беседа, я боялась, как отреагирует Владимир, не желая, чтобы он испытывал жалость ко мне.
Если бы была возможность избежать этого разговора, я бы с радостью ухватилась за любой шанс.
Однако мой измученный разум так и не сумел придумать, как оттянуть неизбежное.
К тому же нужно было уложиться во временные рамки, ведь через два часа меня ждало суточное дежурство.
Владимир принес заварочный чайник.
Я разлила чай, разложила пирожные, поинтересовалась, как он собирается провести отпуск, как идут дела с его монографией, есть ли какие-то новости по переизданию учебника.
Он отвечал рассеянно, его мысли явно были заняты другим.
Наконец разговор иссяк.
Между нами повисла тягучая пауза.
Я автоматически ела эклер, не ощущая вкуса, собираясь с силами, словно перед прыжком в холодную воду, мысленно прокручивая первую фразу, после которой пути назад уже не будет.
Мы заговорили одновременно. — Пап, я хотела тебе сказать… — Солнышко, у меня для тебя новость…
Владимир улыбнулся и одобрительно кивнул: — Говори. — Мы с Игорем разводимся. — Что? — он нахмурился в недоумении. — То есть как — разводитесь? — Ну, как люди и разводятся?
Подают заявление, потом приходят в назначенное время и… — Я не это имел в виду! — Владимир яростно провел рукой по густым волосам, вскочил и начал быстро ходить по комнате, бросая на меня растерянные и сердитые взгляды. Я знала, что причиню ему боль, но не ожидала такой ярости.
Остановившись в центре комнаты, он скрестил руки на груди и, раздувая ноздри, свирепо спросил: — Что это еще за ерунда?
Я растерялась, не сразу найдя слова. — Ты ведь не всерьез это сказал, признайся? — Владимир наклонился и заглянул мне в глаза.
