Просто если захочешь, приходи.
Она не собиралась.
Но вечером, сидя в пустой квартире, внезапно решилась пойти.
Лекция оказалась доступной и человечной.
Виктор говорил спокойно: — Боль утраты не исчезает.
Но мы можем научиться жить с ней.
Тамара слушала и ощущала, как внутри что-то начинает двигаться.
Что-то откликается.
Не радость, нет.
Но что-то очень тёплое. — После лекции он проводил её до дома. — Спасибо, что пришла. — Я не собиралась идти.
Как-то само получилось. — Ты пришла, и это хорошо. — Он улыбнулся. — Это уже шаг.
Она остановилась у двери и резко сказала: — Виктор, не нужно… я больше никого не могу впускать в свою жизнь.
И не хочу.
Я уже похоронила двух мужей.
Сколько ещё я похороню, если снова позволю себе чувствовать?
Он не стал спорить.
Только тихо произнёс: — Просто… давай начнём с того, что иногда будем вместе пить чай или кофе.
Она молча кивнула и закрыла за собой дверь.
Внутри было привычно тихо.
Но эта тишина казалась ей менее удушающей, чем раньше. ▫️▫️▫️▫️▫️ — Лена, приходи завтра на мероприятие, — сказал Виктор, прислонившись к косяку её кабинета. — Это открытая встреча, лекция и немного живой музыки.
Обстановка спокойная. — Нет, спасибо.
Я… занята. — Ты всегда занята, — мягко улыбнулся он. — Но если вдруг передумаешь, буду рад тебя видеть.
Она уверенно кивнула, думая, что точно не пойдёт. — На следующий вечер она сидела дома, глядя на камеру на полке. «Чего я боюсь?
Это же просто мероприятие…» — подумала она, встала, взяла камеру и вышла из квартиры.
Когда Лена вошла в зал, Виктор уже говорил.
Он заметил её и слегка улыбнулся — спокойно, словно знал, что она придёт.
Музыка, тихий смех, короткие тёплые разговоры с незнакомцами.
И вдруг она поймала себя на том, что улыбается.
По-настоящему.
После встречи он проводил её до дома. — Спасибо, что пришла, — сказал он, когда они подошли к подъезду. — Это было… хорошо, — призналась она. — Можно я зайду?
Она резко качнула головой: — Нет.
Прости, я… не могу.
Дверь захлопнулась, и она прислонилась к ней спиной, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. — Утром она пришла на работу с красными опухшими глазами.
Виктор сразу заметил. — Лена, что случилось? — Мне нужно поговорить.
Только… не здесь.
Они вышли в пустой конференц-зал.
Тамара сжала руки и начала: — Я должна рассказать.
Про Андрея, про Сергея… Мы были молоды, влюблены.
Андрей умер от рака, я держала его за руку до последнего вздоха.
Потом Сергей… авария.
Год спустя после свадьбы.
Я осталась одна.
И знаешь, что я думаю каждый день?
Что я… проклятие.
Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони: — Я не могу никого больше любить.
Мне страшно.
Если позволю себе снова привязаться, человек умрёт.
И я не выдержу третьих похорон.
Виктор молчал несколько секунд.
Потом тихо произнёс: — Лена… ты пережила боль, но это не делает тебя проклятием. — Ты не понимаешь, — вырвалось у неё. — Я вижу их во сне.
Они смотрят на меня так, будто я виновата, что жива.
Он осторожно положил руку ей на плечо: — Ты не обязана решать всё прямо сейчас.
Просто… позволь себе не быть одной хотя бы в общении.
Она закрыла лицо ладонями и заплакала, впервые не стесняясь чужого присутствия. ▫️▫️▫️▫️▫️ — Лена, — тихо сказал Виктор, заглянув в её кабинет, — ты ведь понимаешь, что любовь не гарантирует, что никто не умрёт?
Она устало оторвалась от бумаг. — Если бы я понимала, я бы не чувствовала себя убийцей. — С чего ты решила, что твои чувства управляют судьбой другого? — он присел напротив. — Горе — не проклятие.
Это цена, которую мы платим за способность чувствовать.
Она посмотрела на него долгим, тяжёлым взглядом. — Тебе легко говорить.
У тебя, наверное, всё хорошо.
Он усмехнулся: — Я тоже терял близких.
И тоже думал, что если никого не любить, никто не уйдёт.
Но люди уходят — независимо от нашего желания.
Тамара опустила глаза. — Мне страшно даже просто… сидеть рядом с тобой. — И всё же ты сидишь, — мягко заметил он. — Он не давил.