=МЕЖ ДВУХ ОГНЕЙ=
Глава 1: Добро пожаловать в семью
Воздух в старом доме наполняли запахи куриного бульона и полироли.
Так ощущается дом, где каждая вещь занимает своё место, а стены хранят эхо прошлых голосов.
Ольга стояла на пороге кухни, слегка ссутулившись — не от холода, а от внутреннего напряжения.
Входная дверь за её спиной тихо захлопнулась, и по полу покатился звук сумки на колёсиках. — Ну вот, мы дома, — Дмитрий улыбнулся, но его улыбка была осторожной, словно заранее извиняясь. — Мам, мы приехали.
Из-за приоткрытой дверцы кладовой появилась Тамара Сергеевна.
Высокая и стройная для своих шестидесяти лет, с безупречной причёской и губами, сжатыми в тонкую, контролирующую линию.
На ней был фартук — чистый и выглаженный, будто только что снятый с витрины, а не носившийся весь день у плиты. — Ольга, дорогая, заходи, — произнесла она тоном, который мог служить и приветствием, и приговором. — Надеюсь, дорога не вымотала?
Ольга улыбнулась — вежливо, почти по-студенчески. — Всё нормально. Спасибо, Тамара Сергеевна. — Можно просто Тамара.
Или мама, как удобнее, — добавила она с едва уловимым оттенком в голосе, от которого по спине Ольги пробежал холодок.
Мама?
Нет уж.
Пока — однозначно нет.
Дмитрий обнял жену за плечи и потянул внутрь дома. — Привыкай.
Всё будет хорошо.
Мама — золотой человек.
Услышав это, Тамара едва заметно фыркнула. — Конечно, если все будут делать правильно, всё прекрасно получится, — заметила она и скрылась за дверью кухни.
В комнате, выделенной молодой семье, стоял шкаф с зеркалом на двери и диван, покрытый крупным цветочным покрывалом.
На стене висела икона в резной раме, под ней — вазон с фикусом, который когда-то подарила Ольга Тамаре на день рождения.
Фикус вырос и смотрел на Ольгу, словно живой свидетель, знающий: эта идиллия — лишь передышка перед бурей. — Тут всё есть, — произнёс Дмитрий. — Удобно, да?
Ольга кивнула.
Но внутри нарастало беспокойство: покинуть съёмную квартиру, пожить «временно» у свекрови… Звучало разумно.
Но не для женщины, привыкшей к личному пространству, тишине и к тому, что никто не комментирует, как именно ты моешь посуду. — Я пойду помогу маме, — сказал Дмитрий. — Ты же распаковывай вещи.
Кухня была ярко освещена.
Тамара нарезала петрушку так, словно разрезала саму жизнь — аккуратно, остро, без промахов. — Ольга не поможет? — спросила она, даже не оборачиваясь к сыну. — Устала.
Дорога, — пожал плечами Дмитрий. — Устала?
От трёх часов в поезде?
Да что же будет, когда ребёнок появится?
Тоже “устала”?
Дмитрий промолчал.
Он знал этот тон с детства.
Этот голос не повышался, но резал глубже любого крика.
Ольга ещё не знала этого.
Но узнает.
За ужином Тамара почти не произнесла ни слова.
Но каждое её движение — как она держала вилку, как смотрела на то, как Ольга держит ложку — говорило громче слов. — Суп вкусный, — сказала Ольга. — Настоящий домашний.
— Конечно.
Я не доверяю этим вашим полуфабрикатам.
Всё — с рынка.
Проверенное.
Тамара посмотрела на неё прямо. — Надеюсь, ты тоже так готовишь.
Дмитрий любит настоящий борщ. — Я… стараюсь, — ответила Ольга, чувствуя, как щеки покрываются румянцем. — Только я готовлю на оливковом масле, без поджарки… — На оливковом? — Тамара прищурилась. — Интересно.
Ну, может, пока молодой организм и потерпит.
А со временем научишься готовить как надо.
Дмитрий закашлялся. — Мам, да хватит.
У Ольги отлично получается, я же говорил.
Тамара промолчала.
Она не стала спорить с сыном.
Просто взяла салфетку, аккуратно вытерла уголок губ и тихо сказала: — Я просто хочу, чтобы у вас всё было хорошо.
Чтобы вы были… настоящей семьёй.
Слово «настоящей» повисло в воздухе, словно приговор.
Позже, в комнате, когда Дмитрий уже спал, Ольга лежала с открытыми глазами.
В окно светил уличный фонарь, отбрасывая тени на шкаф.
В тишине ей казалось, что дом дышит.
Что он наблюдает за ней.
И не одобряет.
Она думала о своей матери — мягкой, рассеянной женщине, которая всегда поддерживала её во всех начинаниях.
О разнице.
О том, что теперь ей придётся быть не просто женой, а снохой.
И, кажется, экзамен на «принятую в стаю» она сегодня не сдала.
Она подумала, что это всего лишь первый день.
И что будет ещё тяжелее.
Но ведь и любовь с Дмитрием — настоящая, живая.
И она всё ещё верила, что всё можно преодолеть.
Пока верила.
Глава 2: Хозяйка или гостья?
Утро началось с того, что солнце пробивалось в окно, словно незваный гость.
Ольга проснулась рано — в новом доме спать было тревожно.
Простыни пахли чужим порошком, а воздух наполнял дух строгой порядка.
Она тихо поднялась, стараясь не разбудить Дмитрия, накинула халат и вышла в коридор.
В доме всё ещё царила тишина — редкий шанс побыть наедине с собой.
На кухне её встретил обычный беспорядок: чашка с остатками вчерашнего чая, крошки на столе, кастрюля на плите.
С этого и решила начать.
Она включила радио — тихо, чтобы не ощущать пустоту — и приступила к уборке.
Аккуратно переставила банки с крупами в более логичный порядок: гречку рядом с рисом, сахар рядом с мукой.
Протёрла полку, на которой стояли пыльные фигурки — фарфоровая свинка и икона Богородицы.
Убрала фигурки в ящик.
Освободила место под чайник.
Потом перешла к шкафчику под раковиной.
Там стоял набор кастрюль: алюминиевые, эмалированные, с ободранными ручками.
Она решила оставить на верхней полке те, что используются чаще, а на нижнюю поставить старую трёхлитровую кастрюлю, в которой, как ей показалось, никто не готовил.
Когда Тамара вошла на кухню, её шаги были бесшумны, как у кошки, а взгляд — проницательный, словно луч прожектора. — Доброе утро, — произнесла она ровным голосом.
Ольга вздрогнула, но повернулась с улыбкой: — Доброе.
Я решила немного навести порядок на полках… Всё как-то было разбросано.
Тамара подошла к шкафчику и приоткрыла дверцу.
Оглядела кастрюли. — Разбросано? — переспросила медленно. — Это не беспорядок.
Это привычный порядок, к которому я привыкла за двадцать лет. — Я просто… — Ольга замялась. — Хотела сделать удобнее.
Чтобы часто используемые кастрюли были сверху. — Удобнее для кого?
Вопрос прозвучал тихо, но словно выстрел.
Ольга почувствовала, как лицо заливает румянец. — Для нас.
Чтобы вам не приходилось лишний раз тянуться.
Тамара кивнула. — Я и не тянусь.
У меня всё на своих местах.
Было.
Она взяла чайник и поставила его на плиту.
Газ зашипел несколько секунд.
Затем Тамара тихо сказала: — Тут не обязательно всё менять.
Всё работает, как есть.
Ольга снова улыбнулась — натянуто. — Конечно.
Я просто хотела помочь. — Конечно, дорогая, я понимаю, — произнесла Тамара с сахарной мягкостью. — Но ты ведь пока гостья.
Ну, почти.
А у нас не любят, когда гости начинают переставлять мебель.
Позже, когда Ольга поливала цветы в коридоре, появилась новая тень. — Подожди, — голос Тамары прозвучал сзади ровно. — Ты зачем полила антуриум?
— Ну… Сегодня среда.
По графику — раз в неделю. — По какому графику? — Я просто… заметила, что земля сухая.
Тамара сдержанно усмехнулась. — У него свой режим.
Я поливаю его по воскресеньям.
Он привык.
Если чаще — листья начнут желтеть.
Ольга молча поставила лейку на пол.
День прошёл в череде негласных столкновений.
Салфетки были сложены неправильно.
Полотенце висело не с той стороны.
Даже хлеб был нарезан «слишком толсто».
Каждый её шаг сопровождался замечаниями.
Без криков и упрёков — только взгляды, голос, «мягкие» поправки, от которых хотелось стиснуть зубы.
Вечером, когда Дмитрий вернулся с работы, он застал жену на кухне — она с сосредоточенным выражением резала салат, словно каждая морковь была врагом. — Как день? — спросил он, поцеловав её в щёку. — Продуктивный, — пробормотала она. — Я почти выучила устав этого дома.
Дмитрий нахмурился. — Что-то случилось? — Нет, ничего.
Я просто слишком часто поливаю антуриум.
И расставляю кастрюли, как варвар.
И полотенца у меня не так висят. — Да ладно тебе.
Мамуля просто… у неё свои привычки.
Потерпи немного.
Она привыкает к тебе.
Ольга посмотрела на него медленно. — Я не новая сковородка, к которой надо “притереться”.
Он почесал затылок. — Я не это имел в виду. — Что ты имел в виду?
Что я должна ходить по дому на цыпочках?
Проверять, когда можно прикасаться к цветам? — Ольга… — Нет, Дмитрий.
Скажи прямо.
Я здесь кто?
Хозяйка или гостья?
Он замолчал.
Этот вопрос касался не цветов и кастрюль.
Он касался границ.
О того, кто здесь «свой», а кто — «временный».
И он не знал, что ответить.
Ночью Ольга лежала, глядя в потолок.
Дмитрий спал, дыша ровно, а она вспоминала лицо Тамары — холодно-вежливое, безупречно вежливое.
Так улыбаются люди, которые всегда будут немного выше тебя, даже если стоят на одном уровне.
Она не плакала.
Пока нет.
Но внутри росло ощущение, что стены этого дома — не стены, а ловушка, в которой каждое её действие будет либо неправильным, либо «не по-семейному».
Хозяйка или гостья?
Пока — никто.
Глава 3: Материнская школа
Ребёнок появился на свет в начале сентября — вместе с первыми холодными рассветами и запахом сухой листвы.
Он родился крепким, с громким голосом, словно с порога заявив: Я тут главный.
Ольга держала его на руках и не могла поверить: этот крошечный человек — её сын, её выбор, её личная революция. — Глаза у него Дмитриевские, — заметила Тамара Сергеевна, заглянув в колыбель в первый день после выписки. — А нос — мой, точь-в-точь как у Дмитрия в младенчестве.
Ольга кивнула.
Улыбнулась.
Устало, тихо, сдержанно.
За трое суток в роддоме она почти не сомкнула глаз — сначала от волнения, потом от боли, затем от первой тревоги.
Теперь начинается другая жизнь, говорили все.
Но никто не предупредил, насколько она будет иной.
В доме запах изменился: вместо куриного бульона теперь витал аромат крема под подгузники и молочной смеси.
Ольга старалась держаться — вставала по ночам, кормила, пеленала, училась быть матерью.
Тамара наблюдала.
Не осуждала вслух.
Но наблюдала — взглядом, интонацией, паузой. — Почему ты снова берёшь его на руки? — однажды спросила она, когда Ольга укачивала малыша, который плакал уже двадцать минут подряд. — Ты ж его разбалуешь.
Они с рождения хитрые.
Почувствует, что можно — и всё, с рук не слезет. — Он плачет, мама, — тихо возразила Ольга. — Плачет, потому что ты его приучила.
Я своих троих вырастила — ни один не орал просто так.
Есть график, режим, чёткая дисциплина.
А это что?
Бардак. — Это не бардак.
Это методика.
Контакт, тактильная связь.
Эмоциональная стабильность.
Тамара прищурилась. — Ага.