Я давала эти капли всем троим своим детям.
Только положительный эффект.
Ольга выдохнула. — Вы осознаёте, что дело не просто в “средствах”?
Это же ребёнок.
Его организм.
Его здоровье. — Именно, — резко возразила Тамара. — Я забочусь.
А не провожу эксперименты на внуке с вашими модными настойками! — Вы не имели права ничего менять без моего согласия! — А ты не имела права превращать дом в склад лекарств, будто ребёнок в больнице лежит!
Всё подряд — пшикалки, кремы, капли, спреи… Ссора длилась несколько минут.
Затем накал голосов усилился с обеих сторон.
Ребёнок заплакал.
Дмитрий вернулся именно в тот момент, когда Ольга, с дрожащими руками, убирала злополучную бутылочку с подоконника в коробку с надписью «не использовать». — Что происходит? — Твоя мама даёт нашему сыну что попало! — резко выкрикнула Ольга. — Без спроса.
Без консультации врача.
Без права! — Я поступала из лучших намерений! — кричала Тамара. — Она сама ничего не понимает, а ещё и меня заглушает!
Дмитрий тяжело вздохнул.
Закрыл глаза.
Потом открыл их и посмотрел на подоконник.
Баночки, флакончики, капли, шприцы-дозаторы — целая армия стеклянных и пластиковых сосудов, каждый с собственной историей и режимом.
Он устало опустился на край дивана. — Вы правда собираетесь из-за подоконника воевать? — Это не просто подоконник! — хором выкрикнули обе женщины.
Позже, когда ребёнок уснул, а Тамара громко закрыла дверь в свою комнату, Ольга стояла у окна.
В руках она держала вымытую бутылочку «народных капель».
Она сжимала её словно трофей, словно улику.
Дмитрий подошёл без слов. — Я поговорю с ней. — Бесполезно.
Она меня не слушает.
Для неё я чужой.
Всё, что я делаю — по её мнению, неправильно.
Потому что не так, как она делала. — Она просто боится. — А я не боюсь?
Думаешь, мне не страшно?
Я каждую ночь просыпаюсь с мыслью: а вдруг я не замечаю чего-то важного.
А вдруг я ошибаюсь.
И когда она вмешивается, когда меняет моё решение — она будто говорит: “Ты не мать.
Ты не справляешься”. — Она не хотела… — Она всегда не хотела.
А в итоге — как обычно.
С того дня подоконник стал линией фронта.
Ольга аккуратно расставила всё на нём — в алфавитном порядке, по времени приёма, по рекомендациям врача.
Тамара молча переставляла флакончики, чтобы “удобнее было взять”.
Ольга записывала каждую дозу в тетрадь.
Тамара в ответ делала пометки на клочке бумаги, пряча их между страницами.
Дмитрий попытался спасти ситуацию, предложив установить отдельную полку.
В ванной.
Или в шкафу.
Чтобы никто, кроме Ольги, туда не прикасался.
Он повесил полку.
С шурупами, уровнем и даже с ярлычком «медицинские средства».
На следующий день Тамара поставила на полку иконку — «чтобы охраняла».
Ольга быстро сняла её.
Дмитрий понял: подоконник переехал на полку.
А борьба продолжается.
Глава 6: «Цена молчания»
Ольга стояла у плиты, помешивая гречку, но не ощущала запаха.
Ложка двигалась по кастрюле автоматически, словно сама по себе, пока в голове гулко повторялось: устала, устала, устала… Муж вошёл на кухню, снял куртку и, как обычно, поставил портфель у батареи. — Привет.
Как дела?
Она не обернулась.
Лишь кивнула. — Нормально. — Что у нас на ужин? — Гречка. — А что к ней? — Ничего.
Наступила тишина.
Дмитрий медленно присел за стол, открыл телефон.
Листал что-то, делая вид, что читает.
Ольга выключила плиту и поставила кастрюлю на подставку. — Ты когда-нибудь поговоришь с ней? — С кем? — Со своей матерью.
Он не отрывал взгляда от экрана. — Ты опять начинаешь? — Нет, Дмитрий.
Я не начинаю.
Я продолжаю.
Потому что ты — молчишь.
Совсем.
Он положил телефон, выдохнул. — Что я должен сказать?
Чтоб она уехала? — Я прошу, чтобы ты обозначил границы.
Сказал, что наш ребёнок — наша ответственность.
Что я — не девочка, которую можно учить жизни.
Что в этом доме есть твоя семья.
Мы.
Я и ты.
Понимаешь?
Он встал, подошёл к окну. — Понимаю. — Нет, не понимаешь.
Потому что ты боишься.
Боишься её обидеть.
Боишься конфликта.
Боишься, что она уйдёт — и тебе будет больно.
А я?
Мне больно уже сейчас.
Каждый день.
Ты молчишь — и этим позволяешь ей управлять мной.
В другой комнате, за стеной, Тамара гладила пелёнки.
Равномерно, чётко, словно по уставу.
Она слышала их голоса — не слова, а интонации.
И этого было достаточно.
В её голове давно сложилась картина: «эта девчонка» с самого начала пришла в дом, чтобы всё испортить.
Сначала — отношения.
Потом — уклад.
А теперь и сына моего, Дмитрия, будто отрезала от семьи.
Не уважает.
Не ценит.
И всё время чем-то недовольна.
Она вздохнула. — Всё из-за неё.
Погладила последнюю пелёнку и сложила в стопку.
Раньше был тёплый дом.
Была тишина.
Всё шло, как надо… Ольга смотрела на мужа.
На его растерянность, на молчаливое чувство вины, которое не превращается в действие.
Вдруг поняла — она уже не злится.
Не кричит.
Даже не надеется.
Лишь пустота внутри. — Я не понимаю, зачем мы живём под одной крышей, — сказала спокойно. — Тут тесно.
И не из-за нехватки места, а потому что тебя в этой семье — всё меньше. — Что ты хочешь сказать? — Я не чувствую в тебе мужа.
Ты просто… посредник.
Связующее звено.
Ты не живёшь со мной — ты живёшь между мной и своей мамой.
Он опустил глаза. — Я просто не хочу, чтобы кто-то страдал. — Тогда поздравляю.
Страдают все.
На следующий день Ольга собирала сумку.
Не уходила — просто собиралась на пару ночей к подруге с ребёнком.
Вздохнуть.
Подумать.
Побыть в другом месте, где можно дышать.
Тамара стояла в дверях, наблюдая. — Сбегаешь?
Ольга не ответила. — Я знала.
К этому всё и шло.
С такими, как ты, так и бывает.
Всё разрушить — и расплакаться.
Ольга застегнула молнию. — Я не сбегаю.
Я спасаю себя. — Себя?
А о ребёнке ты подумала? — О ребёнке думаю каждую секунду.
Именно поэтому не могу больше жить в этой вражде. — Тебе бы лучше научиться быть женой, а не командиром.
Семья — это не ультиматумы.
Это терпение.
Ольга обернулась. — Терпение — когда обе стороны стараются.
А не когда одна давит, а вторая молчит.
В этот момент в коридор вошёл Дмитрий.
Он услышал последние слова.
Хотел что-то сказать.
Но снова промолчал.
Через полчаса дверь за Ольгой захлопнулась.
Дмитрий остался посреди квартиры.
Пустой подоконник.
Тишина.
Тамара где-то в комнате.
И ни одной женщины в доме не было рядом с ним по-настоящему.
Он медленно прошёл на кухню.
Сел.
И впервые за долгое время произнёс про себя вслух: — Я всё испортил.
Он сказал это тихо.
Но достаточно, чтобы услышать собственную вину.
Глава 8: «Между прошлым и будущим»
Прошла неделя.
Дом, который когда-то был наполнен звуками — шелестом пелёнок, звоном ложек, тихими колыбельными — теперь окутывала гнетущая тишина.
Дмитрий возвращался с работы и сразу направлялся в детскую.
Автоматически.
Там стояла пустая кроватка.
Аккуратно сложенное в угол маленькое одеяло.
Игрушки…
Он садился на край кресла и смотрел на стены.
Иногда закрывал глаза.
Иногда просто молчал.
Будто ожидал, что тишина скажет что-то.
Он зашёл на кухню, где Тамара привычно листала газету. — Мам, — начал он, не присаживаясь. — Нам нужно поговорить.
Она подняла глаза.
Уставшая, но настороженная. — Говори. — Всё, что произошло, — не только “её вина”. — Я такого не говорил.
Но кто ушёл?
Она.
Кто разрушил семью?
Она. — Нет, мама.
Ты.
И я тоже.
Мы оба.
Тамара опустила газету. — Интересно. — Знаешь, почему она ушла?
Потому что ты не дала ей быть хозяйкой в доме.
Потому что я — не защитил её.
Я молчал.
Я позволял тебе диктовать, как жить.
Как воспитывать сына.
