Все взгляды будут прикованы к тебе, к нашей «романтической истории», а не к нему.
В комнате воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Дениса.
Всё, что я принимала за своё унижение, за огромную жертву ради матери, оказалось лишь мелкой, ничтожной фигурой в этой страшной и масштабной игре. — Вы использовали меня, — прошептала я, в голосе дрожали слёзы предательства. — Я рисковала, даже не зная ради чего! — Мы спасали твою мать, — хладнокровно и без колебаний ответил Игорь Сергеевич. — И продолжаем это делать.
Оплата лучших врачей, экстренная операция, дорогостоящая реабилитация — вот и есть твоя плата.
Расплата.
За твое молчание.
За то, что ты останешься здесь и будешь играть свою роль до конца.
Теперь ты знаешь правду.
И теперь, — он пристально посмотрел мне в глаза, и его взгляд стал железным, — твоя жизнь, Аня, зависит от того, насколько искренне ты сможешь лгать.
Отныне и до самого конца.
Внезапно Денис резко повернул голову.
Его глаза, наполненные невыносимой болью, яростью и каким-то безумным отчаянием, уставились на меня. — У…бьёшь… — с нечеловеческими усилиями выговорил он, обращаясь ко мне. — Ес…ли сдо…л…жишь.
По…нима…ешь?
Я поняла.
Абсолютно, полностью, насквозь поняла.
Я продала себя не каким-то богатым чудакам.
Я оказалась в самом пекле войны, где на кону стояли жизни.
А мой муж, чьё тело было сломано, но дух оказался крепче стали, стал главной целью в этой войне.
Я медленно, с трудом кивнула.
Детский страх сменился леденящей душу, почти инопланетной ясностью.
Безысходность никуда не исчезла.
Она просто изменила свою форму.
Теперь это была не ловушка отчаяния, а ловушка страха, долга и странной, болезненной солидарности. — Я никому не скажу, — тихо, но очень ясно и почти твёрдо произнесла я. — Но с этого момента я хочу знать всё.
Каждый ваш шаг.
Каждую угрозу.
Каждый план.
Я уже по уши в этом.
Значит, до самого конца.
Игорь Сергеевич долго смотрел на меня, оценивая, и после небольшой паузы кивнул.
Денис, выдохнув, откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.
Его рука, лежавшая на подлокотнике, невольно мелко задрожала.
Я молча подошла, подняла с пола мягкое одеяло и укрыла им его остывающие, беспомощные ноги.
По старой, привычной заботливой привычке сиделки.
Но теперь это был уже не просто знак внимания.
Это был знак.
Знак союзницы.
Пленницы, запертой в золотой клетке с ранеными тиграми, но больше не слепой и не одинокой.
Игра на выживание только начиналась.
Прошел год.
Целый год, прожитый в атмосфере всеобъемлющей лжи, паранойи и бесконечного, выматывающего напряжения.
Я научилась существовать на двух отдельных уровнях, словно актриса, играющая две роли одновременно.
Для прислуги, редких гостей, допущенных в дом, и возможных агентов Петрова я оставалась преданной, немного уставшей молодой женой, полностью погружённой в уход за тяжело больным мужем.
Для Игоря Сергеевича и Дениса я стала своим человеком — стратегом, доверенным лицом, единственным существом, которому позволяли без опаски проникать в их святая святых, в их боль и мрачные тайны.
Денис медленно, мучительно, с каменным упорством учился заново контролировать своё тело.
По ночам, в глухой, надёжной звукоизоляции кабинета отца, он выполнял упражнения.
Сначала просто стоял, опираясь на столешницу, потом — делал первые невероятные шаги.
Каждый шаг давался ему с гримасой боли, тихим, сдавленным рычанием и потоком пота.
Я стояла на страже, прислушиваясь к любому шороху в спящем доме, сердце замирало от страха, или подставляла ему плечо, когда он был на грани падения, ощущая дрожь его мышц и его железную волю.
Мы почти не разговаривали.
Общались взглядами, едва заметными жестами и кивками.
Его ненависть к Петрову была тем адским топливом, что подталкивало его двигаться вперёд, преодолевая боль.
Моей движущей силой оставалась мама.
Её операция прошла успешно, реабилитация подходила к завершению.
Она была счастлива, думая, что я наконец «устроила свою жизнь» с добрым и обеспеченным человеком.
Это была самая большая, самая горькая и самая необходимая ложь в моей жизни.
Однажды вечером Игорь Сергеевич вошёл в наши апартаменты без предупреждения.
Его лицо было бледным от усталости, глаза глубоко запали. — Он выходит на финишную прямую, — тихо, почти беззвучно произнёс он, опускаясь в кресло, словно кости перестали держать. — Петров проиграл несколько крупных тендеров, его кредиторы начали на него давить.
Он в отчаянии.
Наш человек только что сообщил: он знает.
Знает, что Денис идёт на поправку.
И решил действовать.
Не через бизнес.
А через прямое устранение.
Холодок страха сдавил мне горло. — Что он собирается делать? — Точно не известно.
Но он не станет устраивать показательное убийство.
Ему нужно, чтобы всё выглядело как несчастный случай.
Или… чтобы Денис сам «не выдержал тягот болезни».
Врач, который навещал нас полгода назад, его человек.
В медицинской карте Дениса имеются «нужные» записи о нестабильном психическом состоянии, тяжелой депрессии, суицидальных наклонностях.
Я посмотрела на Дениса.
Он сидел в кресле, сжимая деревянные подлокотники так, будто они вот-вот треснут.
Его молчание кричало громче всяких слов. — Что мы будем делать? — спросила я, удивляясь, насколько ровным и спокойным звучал мой голос. — Ждём.
И готовимся, — коротко и мрачно ответил Игорь Сергеевич.
Томительное ожидание длилось три дня.
На четвёртый я заметила, что один из садовников, новичок, слишком часто поглядывает в сторону наших окон, делая вид, что подстригает кусты.
Я доложила об этом Игорю Сергеевичу.
Он лишь мрачно кивнул — слежка уже была организована.
Вечером я, как обычно, помогала Денису подготовиться ко сну.
Помогала ему перебраться из кресла в кровать.
Накрывала одеялом.
Вдруг его рука — уже сильная и цепкая — схватила моё запястье.
Сжала с неожиданной силой. — Прости меня, — хрипло и с надрывом выдохнул он.
Я не успела ответить, не успела понять.
В дверь резко постучали.
Вошёл Игорь Сергеевич вместе с двумя бесшумными, профессиональными охранниками. — Всё по плану, — коротко сообщил он.
Они отточенными, быстрыми движениями поменяли Дениса местами с специально сделанным под его комплекцию манекеном и уложили его в кровать.
Настоящего Дениса вывезли через потайной ход в кабинет.
