Игорь уже во второй раз наливал Ольге бокал.
Они вспоминали что-то из детства, смеялись, словно за столом не сидела его жена, которая за весь вечер не услышала ни одного доброго слова.
Ольга рассказывала, как их свекровь готовила самый вкусный борщ, а у Тамары «не тот акцент» в кулинарии.
Игорь соглашался с ней.
В этот момент Тамара ощущала себя частью мебели.
Безмолвной, украшенной, удобной.
Она подошла к духовке, чтобы проверить состояние пирога.
Аромат был замечательный — тёплый, сладкий.
Детский.
Именно так она хотела завершить этот вечер.
Но уже понимала — этого не случится.
Вернувшись к столу с пирогом, Тамара услышала от Ольги: — А у тебя есть форма для чизкейков? Или ты всегда вот так печёшь?
Тамара застыла. — Вы в гостях, Ольга, а не в ресторане, — ответила ей, глядя прямо в глаза. — Ешьте то, что дают.
Не стоит выражать недовольство.
Наступила густая тишина, словно густой кисель.
Даже вилка, случайно упавшая со стола, не осмелилась издать звук.
Игорь застыл с ложкой, приподнятой к губам, а дочь Ольги уставилась на мать, словно та сошла с ума.
Василий, всё ещё держа бокал, покачал головой, но промолчал.
Ольга же… резко выпрямилась.
Её губы побелели, глаза сузились. — Что это было? — с трудом выдавила она, отодвигая тарелку. — Что ты себе позволяешь? — Я просто высказалась, — тихо, но уверенно сказала Тамара. — Устала слушать, что всё плохо.
Еда не такая.
Квартира не такая.
Я не такая. — Если ты не можешь вынести даже простую критику… — усмехнулась Ольга, но в голосе звучала злость. — Это не критика.
Это грубость, — резко перебила Тамара.
Наконец Игорь вмешался. — Девочки… ну что вы?
Мы же собрались… спокойно.
Без ссор… Тамара посмотрела на него так, что он замолчал.
Она не кричала.
Не нападала.
Просто посмотрела.
Так, как смотрят, когда что-то внутри окончательно сломалось.
— Игорь, ты всё ещё считаешь, что это «спокойно»? — спросила она спокойно. — Я… ну… — он замялся, уткнувшись в чашку. — Не хотел портить вечер. — Он уже испорчен.
Потому что ты всегда молчишь, когда мне больно.
Ольга поднялась.
Резко.
Стул заскрипел по полу. — Я не намерена это слушать, — бросила она. — Ты всегда была с высокомерием.
Но забудь, что здесь ты хозяйка жизни.
Мы приехали по-семейному, а ты устроила спектакль.
Тамара посмотрела в лицо женщине, которая годами унижала её под видом «родственной откровенности». — Если бы вы действительно приехали по-семейному, вы хотя бы спросили, как я.
Или поблагодарили за ужин. А не устроили гастрономический кастинг.
