Она спокойно сидела в кресле, ожидая.
Чувство было странным — словно она оказалась в центре урагана, где царит мертвая, неестественная тишина, а по краям уже завывает ветер и ломаются деревья.
Она поднялась и направилась на кухню.
Автоматически набрала воду в чайник и поставила его на плиту.
Её движения были отрешёнными, словно по привычке.
Глядя на синие языки пламени, касающиеся дна чайника, она размышляла о том, как легко и быстро рушатся вещи, казавшиеся нерушимыми.
Когда телефон зазвонил, она не вздрогнула.
Пронзительный, настойчивый звонок ожидался, как раскат грома после вспышки молнии.
Она взглянула на экран. «Светлана Ивановна».
Начался серьёзный разговор.
Ольга дала телефону прозвонить ещё пару раз, глубоко вздохнула, затем выдохнула и провела пальцем по экрану. — Алло, — произнесла она спокойно. — Ольга?
Дорогая, здравствуй, — голос свекрови звучал как мёд.
Он был отточен годами для таких бесед — вкрадчивый, обволакивающий, наполненный притворной заботой. — Я тебе не мешаю?
Ты не занята? — Здравствуйте, Светлана Ивановна.
Нет, свободна. — Ой, хорошо.
Просто Игорёша звонил, очень расстроенный, я вся распереживалась.
У вас всё нормально?
Ничего не произошло?
Ольга мысленно улыбнулась.
Какой банальный и избитый приём.
Зайти издалека, прикинуться миротворцем, который «волнуюсь» за своих детей. — Мы с ним не сошлись во мнениях насчёт подарка на ваш юбилей, — ответила она откровенно, без обиняков, разрушая её шаткую маскировку притворного незнания.
На том конце провода наступила короткая пауза.
Светлана Ивановна явно не ожидала такой прямоты.
Но будучи опытным стратегом, она быстро взяла себя в руки. — Ах, вот как… Подарок… Ольга, зачем же ссориться из-за таких мелочей.
Мне ничего не нужно, кроме вашего внимания.
Просто Игорёша знает, как давно я мечтала об этом комбайне.
Спина болит, руки уже не те, тесто месить тяжело… Он бы жизнь мою облегчить помог.
Я ведь не для себя стараюсь, для вас же — пирожки пеку, когда вы в гости приезжаете… Это был удар ниже пояса, нацеленный вызвать чувство вины.
Образ старой, больной матери, которая последними силами заботится о неблагодарных детях.
Но на Ольгу такие приёмы не действовали.
Она слишком хорошо знала, что свекровь жаловалась на спину только тогда, когда нужно было им помочь, а поездки с подругами на дачу всегда давались ей без проблем. — Светлана Ивановна, этот комбайн очень дорогой.
Я не считаю правильным использовать на него средства из нашего общего бюджета.
Голос свекрови стал постепенно густеть, превращаясь в липкую карамель. — Но, Ольга, мы же одна семья.
Разве можно делить — твои деньги, его деньги?
Игорёша — мой единственный сын, я всегда давала ему всё самое лучшее.
И я думала, что его жена… что ты… тоже относишься ко мне как к родной матери.
Вот оно.
Главный козырь — «родная мать». — Моя родная мать месяц назад отмечала день рождения, — спокойно и холодно сказала Ольга. — Игорь не только не вложился в подарок, он даже не поздравил её.
Поэтому, извините.
Подарка от меня не будет.
Я не могу относиться к вам лучше, чем ваш сын относится к моей маме.
Правила семьи должны быть одинаковы для всех.
На этот раз тишина длилась дольше.
Ольга слышала только прерывистое дыхание свекрови.
Вся сладость, вся лесть исчезли без следа.
Когда Светлана Ивановна заговорила вновь, её голос звучал, как скрежет металла о стекло. — Я тебя поняла, Ольга.
Очень хорошо поняла.
Короткие гудки.
Разговор завершился.
Ольга положила телефон на стол.
Чайник на плите свистел громко, выпуская пар.
Она выключила газ.
Телефонный спор был выигран.
Но она ясно понимала, что это только начало.
Это было объявление войны.
И теперь они придут.
Вместе.
Прошло не более часа.
Ольга только успела допить остывший чай и помыть чашку.
Она не металась по комнате, не нервничала.
В её душе поселилось странное, холодное спокойствие, как будто она наблюдала со стороны чужую, плохо написанную пьесу, финал которой был предсказуем и неизбежен.
Поэтому, когда в дверь постучали не резко, а настойчиво, в два коротких и деловитых нажатия, она была готова.
Она открыла дверь.
Там стояли они.
Вдвоём.
Игорь, немного позади, смотрел на неё исподлобья, с видом оскорблённой добродетели.
А впереди, словно ледокол, прорывающий лёд, стояла Светлана Ивановна.
