Маска доброжелательной, уставшей от жизни женщины исчезла.
Перед ней предстала суровая, властная хозяйка своего дома, чьё лицо с плотно сжатыми губами и непроницаемыми, словно гранит, глазами не сулило ничего хорошего.
Они вошли в квартиру без приглашения, словно это было их собственное жилище.
Прошли в гостиную, и Ольга безмолвно последовала за ними.
Они не заняли места.
Стояли посреди комнаты, словно создавая невидимый трибунал.
Игорь был рядом с матерью, подобно верному адъютанту у генерала.
Первой заговорила Светлана Ивановна.
Её голос, лишённый привычного мягкого оттенка, прозвучал сухо и скрипуче, словно не смазанная телега. — Я пришла, чтобы взглянуть тебе в глаза, Ольга.
Мне хотелось понять, почему ты так ненавидишь нашу семью.
Почему ты не уважаешь мать своего мужа.
Это был не вопрос.
Это было обвинение. — Я никогда не говорила, что ненавижу вас, — спокойно ответила Ольга, оставаясь у дверного проёма.
Она не собиралась приближаться к ним или входить в их круг.
— Не говорила? — в голосе свекрови проскользнул металлический оттенок. — А твои поступки?
Ты унижаешь моего сына, отказываешься участвовать в жизни семьи, ставишь свои мелкие обиды выше святых принципов!
С самого начала ты пыталась настроить его против меня!
Думала, я этого не вижу?
Все твои «давайте сами», «мы решим вдвоём»… Ты всегда хотела отрезать его от корней!
Игорь тут же подхватил, его голос окреп под влиянием матери. — Мама права!
Ты никогда её не любила!
Всегда с таким лицом сидишь, когда мы к ней в гости едем!
Как будто одолжение делаешь!
Всё тебе не так, всё не по-твоему!
Мама для нас старается, а ты только воротишь нос!
Они говорили в унисон, дополняя друг друга и сплетая свои упрёки в единый, удушающий узел.
Это был тщательно отрепетированный дуэт, где каждая фраза была выучена наизусть.
Они упрекали её в эгоизме, холодности, неспособности быть настоящей женой, которая должна раствориться в семье мужа, принять его правила, его мать и ценности.
Ольга не стала защищаться.
Она слушала.
И с каждым сказанным словом, каждым обвинением внутри неё что-то окаменевало, превращаясь в тяжёлый, холодный монолит.
Вся её прошлая жизнь с этим человеком, все компромиссы, уступки, моменты молчания ради «избежания скандала» предстали перед ней в истинном свете — как цепь унижений, которую она сама наложила на себя.
Когда они ненадолго замолчали, чтобы перевести дух, Светлана Ивановна сделала последний решительный ход.
Она оценила Ольгу презрительным взглядом с головы до пят. — Так вот, дорогая моя.
Хватит.
Либо ты сейчас извиняешься передо мной и моим сыном, и мы вместе, как нормальная семья, покупаем этот подарок.
Иначе я не понимаю, зачем мой сын вообще живёт с такой женщиной.
Игорь кивнул.
Решительно и твёрдо.
Он ожидал её капитуляции.
Ольга медленно приподняла голову.
Посмотрела мимо Игоря прямо в холодные, колючие глаза свекрови.
Затем перевела взгляд на мужа.
На губах появилась едва заметная, горькая усмешка.
Она сделала шаг вперёд, выйдя из тени дверного проёма на свет. — Ты моей матери даже цветочка ни разу не подарил, а теперь требуешь, чтобы я подарила твоей матери кухонный комбайн?
Не покажется ли вам это слишком?
Фраза, произнесённая негромко, но с абсолютной ясностью, упала в центр комнаты, словно граната.
Она была грубой, уличной, без всякого лоска и интеллигентности.
И именно поэтому оказалась такой сокрушительной.
Она мгновенно разрушила всю их надуманную конструкцию «семейных ценностей» и «сыновнего долга», оставив лишь голую, неприглядную суть — жадность и эгоизм.
Светлана Ивановна застыла.
Её лицо исказилось.
Игорь открыл рот, но не произнёс ни звука.
Они смотрели на Ольгу так, словно она вдруг заговорила на чужом, варварском языке.
Но всё поняли.
Каждое слово.
В наступившей тишине не осталось места для споров.
Всё было сказано.
Светлана Ивановна, не произнеся ни слова, резко повернулась и направилась к выходу.
Игорь, бросив на Ольгу последний растерянный, полный ненависти взгляд, последовал за ней.
Дверь за ними тихо закрылась с безразличным щелчком.
Ольга осталась одна посреди гостиной.
В квартире стало пусто.
Не просто тихо, а именно пусто.
Воздух, который ещё минуту назад был напряжён до предела, рассеялся, став холодным и прозрачным.
И в этой прозрачности она отчётливо осознала, что семья только что закончилась.
Окончательно и бесповоротно…
