Они перемещались по квартире словно тени, избегая встреч друг с другом.
Принимали пищу в разное время.
Укладывались спать в отдельных комнатах.
Дмитрий несколько раз пытался завязать разговор, начинал с нейтральных тем — погоды, новостей, работы — но натыкался на краткие ответы и вежливо-отстранённый взгляд Ольги.
Она не устраивала ссор, не упрекала и не плакала.
Она просто исключила его из своей жизни, оставив только физическое присутствие, вынужденное делить с ним жилплощадь.
Эта холодная отчуждённость пугала его гораздо сильнее любого крика.
Он осознал, что проиграл эту битву один.
Тогда он поступил так, как делал всегда, когда не мог справиться сам, — позвал маму.
В четверг вечером, когда Ольга возвращалась с работы и переодевалась в домашнюю одежду, в дверь раздался звонок.
Настойчивый, состоящий из двух коротких сигналов.
Дмитрий, всё время просидевший на диване, уставившись в тёмный экран телевизора, вздрогнул и поспешил открыть дверь с каким-то неестественным рвением.
Ольга сразу всё поняла.
Незваные гости в их доме появлялись исключительно с одной стороны.
На пороге стояла его мать, Лариса Николаевна, с привычной сочувственной улыбкой на лице, а за ней пряталась Татьяна.
В руках свекрови находился тёплый противень, завернутый в полотенце. — Ольгочка, здравствуй, дорогая!
Мы тут мимо проезжали, я испекла яблочный пирог, решила угостить деток! — весело произнесла она, заходя в прихожую так, будто была у себя дома.
Татьяна проскользнула за ней, не поднимая глаз, стараясь выглядеть максимально раскаявшейся.
Дмитрий суетился вокруг, помогая матери снять пальто и принимая пирог.
Эта домашняя, уютная сцена казалась настолько неестественной, что у Ольги свело челюсти.
Она вышла из спальни, заранее зная, что её ждёт. — Здравствуйте, Лариса Николаевна.
Татьяна, — спокойно поздоровалась она.
Они направились на кухню.
Свекровь с хозяйским видом поставила пирог на стол. — Ну что же вы, как чужие? — начала она, разрезая выпечку на аккуратные кусочки. — Димочка мне всё рассказал.
Ольгочка, разве так можно?
Мы же семья.
Всякое случается.
Ну, ошиблась девочка, кто без греха?
Она же не из злого умысла.
Ольга молча наливала себе стакан воды.
Она не садилась, осталась стоять у столешницы, чтобы сохранить дистанцию. — Она не ошиблась.
Она сознательно взяла чужое, — спокойно сказала она. — Да какие же вы чужие! — воскликнула Лариса Николаевна, разводя руками. — Татьяночка тебя как старшую сестру воспринимает и восхищается тобой!
Увидела красивое платье и захотела примерить.
Это же по-девичьи!
Ты что, сама такой не была?
Татьяна, сидевшая рядом с матерью, тихо шмыгнула носом, подтверждая свою невиновность.
— Я никогда не брала чужие вещи без разрешения.
И не портила их, — резко добавила Ольга, глядя не на свекровь, а на девочку.
Татьяна сразу отводила взгляд. — Господи, да что за вещи такие!
Тряпки! — голос Ларисы Николаевны стал менее мягким. — Ты из-за каких-то тряпок готова унижать родного человека и требовать с неё деньги!
Ребёнок ночи не спит, переживает!
А ты устроила настоящий суд!
— Сумма ущерба известна.
Срок оплаты истекает завтра вечером, — произнесла Ольга так, будто оглашала биржевую сводку.
Её хладнокровие выводило Ларису Николаевну из себя.
Она надеялась увидеть слёзы, услышать крики, услышать перепалку, в которой была мастером.
Но сталкивалась с глухой стеной. — Дмитрий, посмотри на неё! — свекровь обратилась к сыну в поисках поддержки. — Это твоя жена!
Она топчет твою родную сестру!
Она сеет раздор в нашей дружной семье!
Ты мужчина в этом доме или нет?
Скажи ей!
Дмитрий поднял на Ольгу жалкий взгляд. — Оль, может, правда, не стоит так… Мама права, мы же семья… — Если вы семья, — перебила его Ольга, — то решите этот вопрос по-семейному.
Найдите нужную сумму и погасите долг вашей родственницы.
У вас есть ещё сутки.
Это было как удар в самое сердце.
Она не стала спорить о том, кто прав, а кто виноват.
Она лишь вернула им их же аргумент «мы — семья», но в финансовом ключе.
Лариса Николаевна замолчала, тяжело дыша.
Татьяна, осознав провал плана, перестала шмыгать носом и теперь смотрела на Ольгу с открытой ненавистью.
План не сработал.
Стена осталась непоколебимой. — Я тебя поняла, Ольгочка, — наконец произнесла свекровь с едкой сладостью в голосе, вставая. — Поняла, какой ты человек.
Пойдём, дочка, здесь нам не рады.
Они ушли так же быстро, как и пришли, оставив на столе нетронутый пирог, который теперь казался нелепым и жалким.
Дмитрий сидел, ссутулившись, не осмеливаясь поднять голову.
Он привёл в свой дом вражескую армию, чтобы одолеть собственную жену.
И эта армия с позором ретировалась, оставив его одного на выжженном поле в гнетущей, окончательной тишине.
Пятница пропитывалась сквозь жалюзи густым оранжевым светом заката.
День, который всю неделю нависал над их квартирой как дамоклов меч, наступил.
Ольга сидела в кресле в гостиной с книгой на коленях, но не читала.
Она просто ждала.
Внутри не было ни тревоги, ни злобы, ни предвкушения.
Лишь звенящая, кристаллическая пустота, похожая на ту, что остается в горах после схода лавины.
Всё уже произошло.
Оставалось лишь оценить разрушения.
Ключ в замке повернулся ровно в семь вечера.
Дмитрий вошёл в квартиру.
Он не снял обувь в прихожей, как обычно, а прошёл прямо в гостиную в уличных ботинках.
