— Это наш сын! — воскликнула Ольга, словно получив удар электрическим током. — Ты ничего не видишь?
— Не замечаешь, что с ним? — Владимир отпрянул от кроватки, словно испугавшись ядовитой змеи.
Палата, пропитанная запахом стерильности и молочных смесей, вдруг сузилась до размеров гроба.
Малыш, ради которого она переносила девять месяцев тошноты и страхов, мирно спал, как ангел.
Крохотная ладонь с искаженными пропорциями выглядывала из-под одеяла — словно безмолвное упрёк судьбе.
Ольга накрыла дефектную кисть своей рукой.
Тепло детской кожи стало для неё клятвой — никогда не предать, не отступить. — Нам такой калека не нужен, — выпалил Владимир, не глядя на сына.
От его дыхания с перегаром смешивался резкий запах антисептика. — Отнесём в дом малютки.
Рожай другого… Внутри что-то лопнуло — последний осколок веры в «долго и счастливо». — Ты говоришь о своей крови, — голос Ольги прозвучал холодно и прозрачно, как лёд. — Не моей! — он дёрнул плечом, сбрасывая тяжесть. — У меня такого урода не может быть!
Дождь барабанил по крыше «Москвича», когда они возвращались домой.
Капли выбивали ритм — траурный марш по разбитым мечтам.
Отец молча сжимал руль, мать прижимала к себе люльку с драгоценным грузом. — Комната готова, — разрезала тишину Тамара. — Пеленки выглажены.
Кроватка стоит рядом с твоей.
Ольга не отводила взгляда от пухлых щёк.
Совершенный нос.
Идеальные ресницы.
Её личное чудо. — Назову Андреем.
В честь деда, — объявила она, замечая в зеркале заднего вида слезу отца.
Лугины встретили их шквалом дождя.
Отец раскрыл зонт-шатёр, создавая защитный кокон для малыша.
Домашний уют окутывал ароматы хлеба и смолистых дров.
Ночью, прислушиваясь к прерывистому дыханию сына, она клялась звёздам за окном: «Сделаю его счастливым.
Обучу не стыдиться себя».
Пять лет спустя Андрей сидел на крыльце, язык вывалился от старания.
Непослушные пальчики боролись с пуговицами куртки. — Сам! — рявкнул он, отталкивая материнскую руку.
