О том, как в их небольшой городок неожиданно приехали таджики.
Один из них подошел к ней, когда она подметала улицу, и предложил странный, но заманчивый заработок — пятнадцать тысяч гривен. — Им, видишь ли, срочно нужно гражданство.
Поэтому они и ездят по таким нашим захолустьям, невест подыскивают.
Фиктивные, для оформления брака.
Вчера вот меня расписали.
Не знаю, как там в Решетиловке договариваются, наверное, деньги суют, но все происходит быстро.
Мой, Сергей, сейчас у меня сидит, «для близиру», как стемнеет — уйдет.
А Катя, моя дочь, тоже согласилась.
Ей новый пуховик купить надо, зима же скоро.
А ты что?
Смотри, какой шанс.
Деньги нужны?
Нужны.
А кто тебя замуж возьмёт?
Последняя фраза прозвучала не с упрёком, а с горькой бытовой прямотой.
Тамара, почувствовав, как привычная боль вновь пронзила сердце, задумалась на секунду.
Соседка была права.
Настоящего замужества ей не светило.
Женихов не было, да и не могло их быть.
Её мир ограничивался садиком, магазином и этой комнатой с прожорливой печкой.
А тут — деньги.
Целых пятнадцать тысяч.
На них можно купить дрова, наконец поклеить новые обои, чтобы хоть немного развеять уныние выцветших и порванных стен. — Ладно, — тихо ответила Тамара. — Я согласна.
На следующий день Ирина привела «кандидата».
Тамара, открыв дверь, удивленно ахнула и машинально отступила вглубь прихожей, пытаясь скрыть свою крупную фигуру.
Перед ней стоял юноша.
Высокий, худой, с лицом, ещё не тронутым жизненной тяжестью, с большими, очень тёмными и невероятно грустными глазами. — Господи, он же совсем мальчишка! — вырвалось у Тамары.
Юноша выпрямился. — Мне уже двадцать два, — сказал он чётко, почти без акцента, лишь с лёгким певучим оттенком. — Ну вот, — заговорила Ирина. — Мой-то младше на пятнадцать лет, а у вас разница всего восемь.
Мужик в самом соку! В Решетиловке, однако, сразу оформлять брак не захотели.
