Первым делом её взгляд упал на подоконник в гостиной. Он был пуст. Белая лакированная поверхность безжизненно отражала свет от люстры. Пропал её любимый фикус Бенджамина, выращенный ею из крошечного черенка. Исчезли три горшка с сортовыми фиалками. Она направилась на кухню — и там подоконник оказался голым. Ни герани, ни хлорофитума, даже маленького горшочка с петрушкой не осталось. В груди неприятно кольнуло, хотя разум уже начал складывать картину происходящего.
Она прошла в спальню. На комоде, где утром ещё красовалась её гордость — редкая тёмно-фиолетовая орхидея фаленопсис, подарок от лучшей подруги на день рождения — теперь зияла пустота. Рядом с кроватью лежал Данило. Он был укрыт пледом до подбородка, глаза закрыты, а на лбу покоился влажный компресс. Его дыхание было тяжёлым и прерывистым.
Оксана молча повернулась и направилась к мусорному ведру на кухне. Приподняв крышку, она увидела сверху большой чёрный мешок, плотно набитый чем-то массивным и угловатым. Сквозь полупрозрачный материал просматривались очертания разбитых цветочных горшков. Из порванного уголка высыпалась земля и виднелся обломанный лист орхидеи — безжизненный и сухой. Она опустила крышку обратно — не хлопнула ею, а аккуратно закрыла, стараясь не издать ни звука.
Вернувшись в спальню, она устроилась в кресле напротив кровати и стала ждать. Минут через пять Данило приоткрыл один глаз.
— Оксана? Это ты? — прошептал он с надрывной слабостью.
— Да, я здесь, — ответила она спокойно. — Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно… — он скривился в страдальческой гримасе. — Я думал… всё… конец мне пришёл! Проснулся утром — дышать невозможно! Горло опухло… всё плыло перед глазами… С трудом добрался до кухни и выпил антигистаминное… И тогда понял: это они! Цветы! Пыльца… споры плесени в земле… Это была настоящая биологическая атака! Мне пришлось действовать… ради собственного спасения!
Он говорил с таким видом, будто совершил подвиг: спас себя от неминуемой гибели героическим усилием воли и решимости.
— Все? — тихо спросила она.
— До последнего! Я не мог рисковать! Всё сложил в мешки и вынес… Потом обработал подоконники хлоркой… Ты не представляешь себе этот ужас… У меня до сих пор руки дрожат…
Оксана перевела взгляд на его руки поверх пледа: они лежали спокойно и неподвижно.
— И орхидею тоже? Ту самую… которую мне подарила Маричка? У неё ведь нет пыльцы, Данило… И грунт специальный был – стерильный субстрат без риска появления плесени…
Он замешкался на секунду; глаза его забегали по комнате в поисках оправдания. Но вскоре он снова заговорил:
— Она была самой опасной! От неё исходило что-то странное… Я подошёл ближе – сразу закружилась голова! Это какая-то экзотическая зараза… Кто знает вообще, что она выделяет?! Оксана, я сделал это ради нас обоих! Чтобы наш дом стал безопасным!
Она долго смотрела на него немигающим взглядом. Перед ней лежал не больной человек – а капризный эгоистичный ребёнок во взрослом теле: тот самый человек, который уничтожил всё дорогое ей – а теперь лгал ей прямо в лицо с выражением мученика на лице. И именно тогда внутри неё что-то окончательно умерло: исчезли обида и злость; даже жалости больше не осталось – только ледяная ясность.
— Поняла тебя… — наконец произнесла она ровным голосом.— Ты прав: дом должен быть безопасным местом… Аллергены нужно устранять… Спасибо тебе за то, что открыл мне глаза…
На следующий день Данило пребывал в полном спокойствии: его «болезнь» исчезла так же внезапно, как появилась; насвистывая себе под нос мелодию из старого фильма про супергероев, он отправился навстречу друзьям-коллекционерам обсуждать предстоящий аукцион редких фигурок персонажей кинофраншиз.
Оксана проводила его улыбкой – пустой и учтивой улыбкой стюардессы перед взлётом самолёта: «Приятного полёта». Как только дверь за ним захлопнулась – эта маска сползла с её лица без следа; осталась лишь холодная решимость во взгляде.
Она двигалась неторопливо – но точно знала каждый шаг вперёд; словно заранее продумала каждое действие до мелочей…
