После бесконечно долгого дня Полина так и не вышла из своей комнаты — страх перед новой вспышкой злобы сковывал её. Всё происходящее напоминало ей сказку о Малыше и Карлсоне, где была строгая домомучительница. Только там фрекен Бок в итоге оказалась доброй, а Вероника — так теперь следовало звать бабушку, которую раньше называли бабушкой Верой, — казалась совершенно неспособной на сочувствие. Может быть, её ожесточило многолетнее общение с химикатами, о которых она часто упоминала? Возможно, они отравили не только её тело, но и душу.
К вечеру домой вернулась мама Полины — Оксана. Женщина выглядела встревоженной: дочь весь день не отвечала ни на одно сообщение. Но стоило ей переступить порог кухни, как там уже стояла Вероника.
— Оксана, наконец-то! Твоя Полина жива-здорова — если тебе это вообще интересно! — начала она с преувеличенным вздохом. — Целый день нервы мне мотала: от еды отказалась, капризничала, котлеты мои выплюнула и заперлась в комнате! Ты бы хоть немного построже с ней была! Совсем распустила ребёнка — теперь другим приходится расхлёбывать!
В этот момент в квартиру вошёл Ярослав — муж Оксаны. Он был уставшим после работы, но сразу почувствовал напряжённую атмосферу и поспешил выяснить причину. Вероника тут же разыграла целое представление: жаловалась сквозь слёзы, заламывала руки и уверяла всех в том, насколько тяжело ей приходится с этой неблагодарной девочкой. Каждое слово сопровождалось страдальческими вздохами и даже парой наигранных слёз для убедительности.
— Странно как-то… — удивился Ярослав и пожал плечами. — Полина всегда была тихим ребёнком. Никогда таких проблем не было.
Не дожидаясь продолжения сцены, Оксана подошла к двери комнаты дочери и постучала. Дверь приоткрылась — на пороге стояла бледная девочка с опухшими от слёз глазами. Она без слов бросилась матери на шею и зарыдала навзрыд. Её живот болезненно заурчал от голода; весь день она провела в страхе и одиночестве.
— Родная моя… Что случилось? Почему ты ничего не ела? – мягко спросила Оксана, усаживаясь рядом на кровать и обнимая худенькие плечи дочери.
В этот момент снова появилась Вероника. Она встала в дверях с руками на бёдрах; её взгляд был полон угрозы и злобы. Без слов он говорил: «Только попробуй рассказать правду – пожалеешь».
Полине стало страшно до дрожи. Она не хотела лгать матери – самому близкому человеку – но ужас перед гневом этой женщины парализовал её волю. Поверит ли мама? Поверит ли Ярослав? Или все снова пожалеют «бедную больную бабушку»?
— Я… я ничего такого… я не отказывалась… – прошептала она сквозь слёзы дрожащим голосом.
Но тут же вспомнились слова настоящей бабушки Ульяны: «Страх – это плохо, солнышко моё… Никогда не держи боль внутри себя. Правда должна быть сказана вслух».
— Вы только посмотрите на неё! – закричала Вероника пронзительно. – Врёт без зазрения совести! Что ты ещё напридумывала про меня?! Говорила ведь тебе: за ложь раньше язык вырывали!
И вдруг страх внутри девочки исчез так же внезапно, как появился. Его словно развеял тёплый ветер материнской любви и поддержки в этих объятиях.
— Тогда вы бы уже давно без языка остались! – неожиданно твёрдо произнесла Полина прямо ей в лицо. – А мне нечего стыдиться! Я говорю правду!
Реакция последовала мгновенно: Вероника театрально схватилась за грудь, закатила глаза и медленно осела на пол со стонами о приближающемся приступе; причитая о том, что её доводят до гроба этим чудовищем-ребёнком.
Ярослав бросился к матери: подхватил её под руки и повёл прочь из комнаты на кухню; по пути бросая Анне с Полиной тяжёлые взгляды полные осуждения.
Мать осталась с дочерью вдвоём.
— Родная моя… скажи честно… она действительно так разговаривала с тобой? Обзывала тебя?
Полина молча кивнула сквозь новые слёзы… Затем показала запястье: там уже проступал синяк от грубого прикосновения Вероники.
Анна вздрогнула…
