По ночам он отворачивался, словно меня вовсе не существовало. Я терялась в догадках, не понимая, что происходит. Измотанная попытками удержать то, что стремительно рушилось между нами, я решила поговорить с Марьяной.
— Я не понимаю, что с ним, — шептала я в трубку, свернувшись клубком в темноте. Рядом спокойно дышал Александр. — Такое чувство, будто он уже ушёл.
— Екатерина, ты всё слишком усложняешь, — мягко ответила она. — Он тебя любит. Просто устал.
Я очень хотела поверить этим словам.
Но постоянное напряжение, бессонные ночи и ощущение одиночества внутри брака разрывали меня изнутри. А потом однажды утром я проснулась от тупой боли внизу живота. К вечеру оказалась в больнице: смотрела на губы врача, но не могла разобрать ни единого слова. Нет сердцебиения. Ребёнка больше нет. Говорят, горе приходит волнами — моё накрыло лавиной. Потеря ребёнка сломала меня окончательно… А Александр? Он уже был далёк от меня давно. Он просто сидел рядом — холодный и молчаливый — не взял за руку, не попытался утешить ни словом. Словно ждал маршрутку на остановке, а не скорбил о своём ребёнке.
Через месяц он наконец произнёс фразу так ровно и безжизненно, будто репетировал её заранее:
— Я несчастлив, Екатерина.
И всё. Ни объяснений, ни эмоций — лишь пустой звук.
Когда Александр ушёл из нашей жизни окончательно, я не чувствовала ярости или слёзной истерики. Только ледяную пустоту и тишину внутри.
— Я несчастлив, Екатерина…
Я застыла за кухонным столом напротив него; его слова легли на грудь тяжёлым грузом и давили до боли в дыхании.
