Траектории их взаимодействия были выверены временем, словно по чертежу, чтобы избежать даже случайного соприкосновения.
Богдан уходил из дома раньше обычного и возвращался поздно вечером. Всё время между этими моментами заполнялось гнетущей, звенящей пустотой. Ему казалось, что его план работает без сбоев: он морил Кристину эмоциональным голодом, удерживая её на строгой диете из полного равнодушия.
Приближался день рождения Кристины. Для Богдана это был не просто очередной день — это был момент истины, кульминация его холодной стратегии. Он собирался преподнести ей самый «щедрый» подарок в рамках её же системы координат — демонстративную и абсолютную пустоту. Он хотел, чтобы она прочувствовала вкус собственного метода до последней капли.
В утро своего дня рождения Кристина проснулась раньше обычного. Где-то глубоко внутри её рационального и чётко структурированного сознания шевельнулся крошечный импульс надежды — почти незаметный, но живой. А вдруг он нарушит правила? Вдруг в нём проснётся что-то человеческое — сильнее упрямства и обиды? Может быть, он просто оставит на подушке шоколадку или скажет два простых слова. Этого было бы достаточно, чтобы вся её система дала сбой и она с радостью стерла бы этот файл навсегда.
Богдан вошёл на кухню с нарочито бодрым видом, напевая себе под нос мелодию из какой-то рекламы. Он открыл холодильник, достал продукты и с шумом поставил сковородку на плиту. За всё это время он ни разу не взглянул в её сторону. Масло зашипело на раскалённой поверхности, по квартире распространился запах еды — завтрака исключительно для него самого. Его поведение не выдавало забывчивости — наоборот: оно свидетельствовало о том, что он прекрасно помнит дату и получает от происходящего мрачное удовлетворение. Та самая искорка надежды внутри Кристины угасла окончательно и безвозвратно ещё до того момента, как успела разгореться. Она молча допила кофе и ушла в комнату.
Вечером он вернулся домой так же буднично, как будто перед ним был самый заурядный вторник: бросил ключи на тумбочку в прихожей, прошёл в гостиную и плюхнулся на диван перед телевизором. Кристина сидела напротив него в кресле с ноутбуком на коленях — она ждала последнего шанса для него проявить хоть что-то человеческое. Но он им не воспользовался.
Она молча повернула экран ноутбука к нему лицом. Он бросил раздражённый взгляд на таблицу и снова уставился в экран телевизора.
— У меня нет времени разбираться с твоими графиками — я устал.
— Это займёт всего секунду, — произнесла она ровным голосом; спокойствие звучало как металл о лезвие ножа.
С предельной точностью она подвела курсор к строке «День рождения Кристины». В столбце «Подарок Богдана Кристине» появилась жирная цифра «0». Затем курсор переместился вправо к графе «Бюджет/Усилия», где она ввела то же самое значение — ноль. Мигающий курсор подсвечивал его лицо бледным светом экрана.
— Вот так вот, — сказала она спокойно. — Баланс сведен к нулю. Всё честно теперь — именно так ты хотел.
И тогда его прорвало: он вскочил с места; лицо перекосилось от ярости.
— Ты ненормальная! С этими своими таблицами ты убила всё живое между нами! Ты хотела систему? Получай! Чего ты ожидала? Букета цветов? Салютов? Они не были предусмотрены твоим идиотским регламентом!
Кристина медленно закрыла крышку ноутбука; щелчок прозвучал оглушительно в наступившей тишине комнаты. Она подняла глаза на него: теперь там не было ни холода расчёта, ни логики анализа – только чистое презрение горело белым пламенем.
— Ты предсказуем до боли, Богдан… Ты всё ещё думаешь, что дело было в подарке? Нет… Проблема не в этом вовсе… Проблема в том, что ты помнил каждую минуту этого дня… И наслаждался тем фактом, что причиняешь мне боль… Тебе нужно было наказание… Не справедливость… А жестокость… И знаешь что? У тебя получилось… Только наказал ты сам себя… Потому что сегодня ты доказал одно: внутри тебя ничего нет… Пустота… Абсолютный ноль… Как тот самый символ в моей таблице…
Прошло несколько недель после дня рождения Кристины. Тот демонстративно введённый ею ноль перестал быть просто цифрой – он стал состоянием их совместного существования: они дышали этой пустотой по утрам за завтраком и укрывались ею ночью вместо одеяла. Это была вязкая тишина без даже намёка на спор или эмоции – война перешла в фазу полного взаимного игнорирования… страшнее любого конфликта или скандала…
