Оксана Тимошенко обвела взглядом стол, в котором чувствовалась тяжесть прожитых лет и знание каждого присутствующего.
Вся семья собралась в полном составе. Сын Александр Романенко с супругой Натальей Марченко. Дочь Кристина Пономаренко вместе с мужем Иваном Литвиным.
И Зоряна Остапенко — внучка, хрупкая, словно веточка, с молчаливыми глазами-наблюдателями, которые взрослые часто ошибочно принимали за испуганные.
В воздухе витал запах нафталина от парадной одежды и холодный оттенок денег.
Официанты в ослепительно белых перчатках бесшумно расставляли перед гостями сервировку. Фарфоровая посуда изысканной работы, украшенная вручную — золотистый узор витиеватыми линиями по насыщенно-синему краю.
Идеально расставленные тарелки оставались вызывающе пустыми.
Лишь перед Зоряной поставили блюдо, наполненное до краев: сочный ломоть запечённой семги, аккуратная горка спаржи и нежный соус с ароматными травами. Девочка застыла, втянув голову в плечи — будто этот ужин был каким-то проступком с её стороны.
Первым не выдержал Александр. Его ухоженное лицо налилось багровым цветом.
— Мама, это что за спектакль?
Наталья тут же шикнула на мужа и положила ладонь с кольцами на его руку.
— Саша, я уверена, у Оксаны Тимошенко есть причина для этого поступка.
— Я ничего не понимаю… — прошептала Кристина растерянно, переводя взгляд то на свою пустую тарелку, то на непроницаемое лицо матери. Иван лишь скривил губы с презрением.
Оксана Тимошенко медленно подняла тяжёлый бокал из хрусталя.
— Это вовсе не спектакль, дети мои. Это ужин. Такой ужин, каким он должен быть — справедливым.
Она кивнула в сторону тарелки внучки:
— Ешь спокойно, Зоряна. Не стесняйся.
Девочка нерешительно взяла вилку в руку, но так и не начала есть. Взрослые смотрели на неё так пристально и осуждающе — словно она присвоила себе чужое блюдо. У каждого из них лично.
Оксана сделала небольшой глоток вина и продолжила:
— Я решила: пора ужинать честно. Сегодня каждый получит ровно то количество пищи… которое заслуживает по праву.
Она повернулась к сыну:
— Ты ведь всегда твердил мне о справедливости и здравом смысле? Вот он перед тобой — здравый смысл без прикрас.
На лице Александра напряглись мышцы челюсти:
— Я отказываюсь участвовать в этом цирке!
— Почему же? — усмехнулась мать. — Самое интересное только начинается…
Александр резко отодвинул стул и поднялся. Ткань дорогого костюма натянулась по его широким плечам.
— Это оскорбительно! Мы уходим прямо сейчас!
— Сядь на место, Александр… — голос матери прозвучал негромко, но настолько властно и непреклонно, что он замер на месте. Он давно не слышал этого тона — с тех пор как перестал быть мальчиком и научился просить деньги так уверенно… будто делает одолжение тому, кто даёт их ему.
Он медленно опустился обратно на стул.
— Оскорбительно было звонить мне среди ночи из подпольного казино и умолять покрыть твои долги только потому что «Наталья не должна знать».
А уже назавтра за семейным столом рассказывать всем о своих «успешных проектах».
Наталья вздрогнула и убрала руку с локтя мужа так резко, словно обожглась о раскалённое железо. Её взгляд метнулся к Александру — холодный как лёд и острый как стеклянная кромка разбитого бокала.
— Твоя тарелка пуста потому что ты всю жизнь ел за счёт моей… — продолжала Оксана Тимошенко всё тем же спокойным голосом без тени раздражения или жалости:
— Ты берёшь всё под чистую… но никогда ничего не возвращаешь взамен. Вся твоя жизнь построена как кредит без намерения выплатить долг…
Затем она перевела взгляд на Наталью Марченко; та мгновенно сменила выражение лица: теперь оно изображало участие и заботу вместо прежнего холода:
— Оксана Тимошенко… мы вам очень признательны за всё…
Но хозяйка дома прервала её мягким голосом:
— Твоя благодарность имеет точную цену… Все твои визиты ко мне почему-то всегда совпадали с новыми поставками коллекций в те самые бутики… которые ты так любишь посещать…
