Потом он взглянул на меня, и в глубине его глаз я уловила тот же ужас, что недавно видела у мужа. Только теперь он был куда сильнее, почти парализующий.
Поздней ночью Олег зашел в спальню. Я сидела на кровати, укачивая Дмитрия, и даже не обернулась.
— София, может, не стоит?
В его голосе слышалась мольба и беспомощность.
— Что именно «не стоит», Олег? Не стоит защищать себя и своего ребенка?
— Ну зачем устраивать этот спектакль с анализами? Ты же знаешь Маргариту. Покричит — и успокоится. Все снова станет по-прежнему.
Я усмехнулась с горечью. Прежнего уже не будет. Он этого не осознавал? Или просто отказывался признать?
— Она меня унизила. И нашего сына тоже. А ты стоял рядом и молчал.
— А что я мог сделать? Начать скандал? София, это ведь моя мать! Она меня воспитала, она…
Он приблизился ко мне и попытался положить руку на плечо. Я отстранилась. Его прикосновение ощущалось чужим, почти как оскорбление.
Он вновь подошел ближе и снова протянул руку к моему плечу. Я уклонилась — его жесты казались мне навязчивыми и неприятными.
— Это твоя мать. А я — твоя жена. И вот — твой сын. Или ты тоже сомневаешься?
Он резко убрал руку, будто обжегся.
— Ни в чем я не сомневаюсь… Просто… просто не хочу лишних конфликтов.
Это была его универсальная отговорка: «не хочу проблем». Он прятался от трудностей, как страус зарывает голову в песок при виде опасности. И этот песок постепенно начинал поглощать меня тоже.
На следующий день поездка в медицинский центр напоминала сопровождение заключенного под охраной. Маргарита устроилась на переднем сиденье рядом с Олегом; я сидела позади с Дмитрием на руках.
Максим отказался ехать с нами под предлогом экзамена. С самого утра он избегал встречаться со мной взглядом — это было ощутимо.
В лаборатории Маргарита чувствовала себя полноправной хозяйкой ситуации: громко разговаривала с администратором, делая акцент на том, что им необходима «максимально точная экспертиза».
Она уверенно распоряжалась всем вокруг: говорила громко и властно, подчеркивая важность процедуры для семьи.
— Мы обязаны исключить любую возможность ошибки. Вы понимаете — вопрос тонкий… семейный…
Она бросила на меня такой взгляд, что девушка за стойкой заметно смутилась. Мне стало стыдно до боли внутри. Олег безропотно прошел процедуру сдачи мазка; лицо его оставалось серым и безжизненным.
Когда медсестра взяла образец у плачущего Дмитрия, Маргарита произнесла холодным тоном:
— Ничего страшного… Правда порой бывает болезненной вещью.
Она демонстративно провела оплату своей банковской картой:
— Я оплачиваю тест сама — чтобы потом никто не говорил о возможном влиянии на результат анализа.
Это стало апогеем унижения: она словно выкупала себе право судить нас всех — меня и моего сына — превращая происходящее в фарс. Уже у выхода из клиники она остановилась:
— Через пять дней будут готовы результаты анализа ДНК. Заберу их лично сама… А ты пока можешь начать собирать свои вещи заранее — чтобы потом не суетиться впопыхах.
Она улыбнулась так самодовольно… Это была улыбка победителя после битвы без сопротивления со стороны противника. Олег открыл ей дверь машины молча; он даже не взглянул в мою сторону ни разу за все время поездки… Именно тогда до меня дошло: мой муж вовсе не просто трусливый человек… Он стал соучастником всего происходящего.
Следующие пять дней дом напоминал склеп: гнетущая тишина царила повсюду; Олег уходил рано утром и возвращался поздним вечером; Маргарита то и дело пересекалась со мной в коридорах или кухне, оценивающе оглядывая меня сверху вниз каждый раз при встрече…
