— Что-то с голосом? Простудились? Может, лимонов привезти? — в его голосе звучала наигранная забота, настолько приторная, что напоминала ласку хищника перед броском.
Через пару часов они уже были у меня. Юлия щебетала о чем-то незначительном, а Мирослав прошёл на кухню, неся пакет с продуктами.
— Вот решил вас немного побаловать. Приготовим салат, запечём мясо. А вы пока отдохните, Ирина.
Он занял место у стола и начал нарезать овощи. Моим ножом. На моей разделочной доске. Стоя ко мне спиной.
— Юлия говорит, вы вчера поздно легли спать. Беспокойная ночь?
Он даже не обернулся. Лезвие ритмично ударяло по доске: тук-тук-тук… Как будто кто-то забивал гвозди в крышку гроба.
— Да, как-то не спалось… — с трудом произнесла я.
— Бывает такое. В голове начинают крутиться всякие мысли… особенно ночью, когда за окном темно и фонари мигают… Кажется порой — за каждым углом может подстерегать опасность.
Нож замер в воздухе. Мирослав повернул голову и взглянул на меня через плечо. В его глазах была та же ледяная ярость, что и ночью — теперь с примесью откровенного издевательства.
— Главное — не путать фантазии с реальностью. Такие ошибки могут дорого обойтись — и себе, и близким. Юлия у нас натура чувствительная… Её надо беречь. От всего и от всех.
Когда он вышел на балкон «подышать», я попыталась поговорить с дочерью.
— Юлия, послушай…
— Мамочка, только не начинай снова! — она тут же нахмурилась. — Ты опять недовольна Мирославом?
— Дело совсем не в этом! Он представляет угрозу!
— Угрозу?! Чем именно? Тем, что любит меня? Или тем, что заботится о тебе больше собственного сына? Мама… ты просто не можешь принять то, что я счастлива!
Она смотрела на меня с раздражением и болью в глазах. Она ничего не замечала вокруг себя… была ослеплена чувствами.
Я замолчала. Любое сказанное мной слово он сможет обернуть против меня же самой: выставит старой завистливой женщиной с помутнённым рассудком — той самой матерью, которая разрушает счастье своей дочери из-за ревности или страха одиночества.
Обед прошёл словно во сне: я механически ковыряла вилкой салат из рук убийцы и натянуто улыбалась. Мирослав рассказывал анекдоты; Юлия смеялась звонко и искренне… но этот смех отдавался у меня в голове как траурный набат.
Когда они собирались уходить, Мирослав задержался в прихожей под предлогом пропустить Юлию вперёд.
— Ирина… вы вчера ничего случайно не потеряли?
Он протянул мне руку: на ладони лежал аккуратно завязанный мусорный пакет — тот самый, который выпал у меня ночью возле подъезда.
— Похоже, это ваше… Я подобрал его утром рядом со входом. Нехорошо мусорить…
Он улыбнулся своей фирменной обаятельной улыбкой — той самой улыбкой палача перед приговором. И в этот момент я поняла: это был смертный приговор мне… и моей дочери тоже.
Страх имеет странную природу: сначала он парализует волю к действию… а потом становится привычным фоном жизни — как шум дождя за окном или тиканье часов по ночам…
Я начала наблюдать за ними внимательно: стала тенью в собственном доме; слушала их разговоры украдкой; запоминала маршруты поездок и имена людей из их круга общения… Моя жизнь превратилась в детективный роман со ставками повыше любых сюжетов — ведь речь шла о судьбе моей дочери…
Перелом произошёл прошлой субботой: они снова пришли к ужину вдвоём; Юлия едва переступила порог дома и сразу бросилась ко мне показывать подарок от Мирослава…
На лацкане её пальто сияла винтажная брошь в форме стрекозы с глазами из зелёных камней…
— Мамочка! Посмотри! Какая прелесть! Мирослав подарил! Говорит — нашёл случайно в антикварной лавке… Сказал ещё: «Она такая же редкая и особенная, как ты».
Я взяла её холодные пальцы своими руками… Кровь мгновенно отхлынула от лица: я узнала эту брошь…
Полтора года назад… ещё до их свадьбы… я случайно встретила Галину на одном городском празднике…
Тогда она была рядом с Мирославом; светилась радостью… И именно эта стрекоза украшала её блузку…