Я вышел из офиса адвоката и долго стоял на улице, не ощущая ни прохладного ветра, ни мелкого дождя, что начал моросить. Всё самое дорогое, светлое в памяти оказалось отравлено.
Вот я впервые держу на руках этот тёплый, доверчивый комочек. Его первое слово — «папа». Я тогда переполнялся гордостью, а теперь это слово стало мне как нож в грудь. Он называл отцом другого.
Вот я учу его ездить на велосипеде. Бегу рядом, придерживая седло, а он — семилетний мальчишка — кричит: «Папа, отпусти! Я не упаду!». Мария снимает нас на камеру и смеётся звонко и счастливо. Тогда мне казалось — искренне. А теперь этот смех звучал фальшиво. Она играла роль любящей жены и матери, а я был тем самым зрителем, которого обманывали с улыбкой.
Часть 2. ЧУЖОЙ
Когда я открыл дверь нашего дома, внутри всё сжалось от ярости — горячей, слепой и душащей.
— Папа! Привет! — Юрий выскочил из своей комнаты как обычно: живой вихрь с гитарой в руках — недавно начал увлекаться музыкой. — Слушай, я новый бой разучил!
Он смотрел на меня своими карими глазами — точь-в-точь как у Марии. Раньше я мог утонуть в этом взгляде… теперь же видел в нём лишь ложь.
— Оставь меня в покое, Юрий… — пробурчал я и прошёл мимо него на кухню. — Не до тебя сейчас.
Он остановился как вкопанный. Его лицо стало тусклым и растерянным… но ненадолго.
— Папа… у тебя что-то случилось? Может, чаю налить?
«Папа». Это слово жгло изнутри.
— Я сказал: оставь меня! — выкрикнул я так резко, что он вздрогнул всем телом. Впервые за всю его жизнь я повысил голос не из-за шалости или упрямства… а потому что не знал куда деть свою злость и боль. Он ничего не понимал… А как объяснить пятнадцатилетнему подростку, что человек, которого он считает своим отцом и которого искренне любит… больше не чувствует себя ему родным? Что он стал для него живым напоминанием о предательстве?
С тех пор дом окутала ледяная тишина. Я перестал заходить к нему в комнату или спрашивать про школу и музыку. Я продолжал выполнять обязанности: кормил его, обеспечивал всем необходимым… но душой был далеко от него.
