Он просто стоял, опираясь костяшками пальцев на столешницу, и молча вглядывался в них. Его взгляд, лишённый всякого выражения, пугал сильнее любого крика. Это был взгляд человека, переступившего черту и не оставившего пути назад. В звенящей тишине, нарушаемой лишь гулом холодильника, его слова, произнесённые ранее в разгар ссоры, обрели тяжесть чугуна. «Решайте».
Оксанка дышала прерывисто — грудь её вздымалась от напряжения. Гнев постепенно уступал место растерянности, а затем — холодному и ясному пониманию происходящего. Она перевела взгляд с непоколебимого мужа на лист бумаги на столе — тот напоминал приговор — и наконец посмотрела на сестру. Маргарита всё ещё держалась за её руку, но теперь в её лице читался не праведный гнев, а первобытный страх — страх утратить последнее тёплое убежище в этом мире. С усилием Оксанка освободила руку из цепкой хватки сестры.
— Пойдём в комнату, — произнесла она глухим голосом и без ожидания ответа направилась в гостиную.
Данило остался на кухне. Он не пошёл следом. Он уже вынес решение и теперь оставалось только дождаться его исполнения. Подойдя к раковине, он налил себе стакан холодной воды. Его руки были спокойны и уверены. Из гостиной доносились приглушённые реплики — ядовитый шёпот с упрёками и слезами. Но для него это уже не был скандал — это стало их личной сестринской драмой за закрытой дверью. Данило различал обрывки обвинений и всхлипов как фоновый шум радиопомех. Он спокойно вымыл стакан, насухо вытер его полотенцем и поставил обратно на полку. Он приводил всё в порядок: дом… жизнь…
Спустя около двадцати минут дверь гостиной открылась. На пороге стояла Оксанка одна. Её лицо было бледным и жёстким, словно высеченным из камня; она не смотрела на мужа — её взгляд был устремлён куда-то мимо него.
— Она соберёт вещи… Завтра утром уедет, — произнесла она ровным голосом.
Данило промолчал и лишь слегка кивнул головой. Победа не принесла ему ни радости, ни облегчения — только пустоту.
Ночь прошла под гнетущей тишиной: они лежали рядом в одной кровати как чужие люди по разные стороны пропасти страха коснуться друг друга даже случайно.
Утром Данило проснулся от шума из коридора: Маргарита собирала вещи без стеснения — громко застёгивала замки сумки, намеренно роняла одежду и хлопала дверцами шкафа; это была её немая месть за изгнание.
Он поднялся с постели, оделся и пошёл готовить кофе на кухне.
Оксанка уже сидела там за столом неподвижно; глаза её были устремлены в одну точку перед собой — она явно не сомкнула глаз всю ночь.
Когда Маргарита появилась в дверях кухни с сумкой наперевес и полностью одетая к выходу, она даже не взглянула на Данила; всё внимание было приковано к сестре:
— Ну что? Счастлива? — процедила она сквозь зубы со злобой во взгляде. — Он щёлкнул пальцами — ты выгнала меня прочь! Отлично справилась! Видно сразу: поняла наконец кто тут главный!
Оксанка не подняла головы:
— Уезжай… Маргарита… — тихо проговорила она.
Та усмехнулась зло:
— Уезжаю! Не волнуйся! Ни минуты больше здесь не останусь! Только запомни: мужья приходят-уходят… А сестра была навсегда… Хотя теперь уже нет…
Она резко повернулась спиной и направилась к выходу.
Входная дверь закрылась негромко: чёткий щелчок окончательно отрезал её от этой квартиры.
На кухне повисло молчание… Но оно было тяжёлым как свинец: воздух будто исчез из комнаты.
Данило допил кофе до дна… Он добился своего… Вернул себе пространство…
Оксанка сидела напротив всё так же недвижимо… Лицо осунувшееся… Под глазами глубокие тени…
Он посмотрел на неё внимательно:
— Я вечером куплю продукты… — сказал он наконец просто для того чтобы что-то сказать…
Она медленно подняла глаза… В них не было ничего: ни любви… ни злости… Только выжженная пустота…
— Хорошо… — ответила она тихо…
Теперь они остались вдвоём… В своей квартире…
Но дома больше не существовало…
Были только стены…
И два чужих человека внутри них… бесконечно далёких друг от друга…
