— Ему… тридцать восемь.
Тридцать восемь. На двадцать один год старше неё. Старше, чем был её отец, когда мы расстались. В висках застучала тревожная пульсация.
— Ты осознаёшь, что только что сказала? — произнесла я негромко. — Ты, семнадцатилетняя девушка, отказываешься от учёбы ради мужчины, который тебе в отцы годится. Это звучит как сценарий дешёвого сериала.
— Не смей так говорить! — вспыхнула Маричка. — Ты его совсем не знаешь! Ты ничего не понимаешь, всю жизнь прячешься в своей раковине, боишься сделать шаг в сторону, боишься жить по-настоящему! А он свободный человек. У него душа настоящего творца! Он не зациклен на этих твоих скучных стабильностях!
Её слова били точно в цель. Да, я всегда была осторожной. После развода я выстроила вокруг нас с Маричкой крепкую оболочку предсказуемости и порядка. И теперь моя дочь разрушала эту защиту и называла её клеткой.
— Душа поэта… — повторила я сдержанно. — А где обитает этот поэт? На что он живёт?
— Он выступает в баре со своей невероятной группой! И сочиняет музыку! Это моё предназначение!
Часть 2. ИНАЯ МУЗА
Предназначение… Это слово стало последней каплей. Я поднялась с дивана и подошла к комоду у стены. В самом нижнем ящике хранилась старая картонная коробка. Я достала её и поставила перед Маричкой.
— Что это? — спросила она настороженно.
— Открой, — ответила я спокойно.
С сомнением она сняла крышку. Внутри оказалась стопка писем с пожелтевшими краями, несколько потёртых снимков и тонкая тетрадь в клетку, изрядно потрёпанная временем и прикосновениями.
На одном из фото была я сама лет девятнадцати: сидела на подоконнике общежития рядом с высоким парнем с гитарой в руках. У него были длинные волосы и бездонные грустные глаза.
— Это ты? — Маричка смотрела на фотографию так, будто перед ней возникло привидение.