Первые проблески утреннего света мягко коснулись подушки, на которой мирно спал маленький Никита. Его дыхание было ровным, спокойным, а ладошка крепко держала край уютного пледа. Алексей, его отец, стоял в проеме двери детской комнаты, и сердце его наполнялось тихим, глубоким умиротворением. Он с нежностью наблюдал за тем, как дрожат ресницы сына — будто тот еще не до конца покинул объятия сладкого сна. Казалось, что этот день принесёт столько же тепла и покоя, как и предыдущие.
Впервые это произошло спустя час после того, как мальчик проснулся. Никита только что увлечённо играл с яркими кубиками, как вдруг замер. Его взгляд — обычно живой и устремлённый к отцу — стал рассеянным и ушёл в пустоту. Он медленно отполз к самому дальнему углу комнаты — туда, где стены сходились под прямым углом — и всем телом прижался к ним. Щека легла на прохладные обои, а глаза сомкнулись. Алексей впервые стал свидетелем этого странного поведения и улыбнулся: «Вот наш исследователь — открыл для себя новый способ познания мира», — подумал он с теплотой. Он даже достал телефон и сделал снимок этого трогательного момента, отправив его сестре с подписью: «Наш маленький философ снова погружён в раздумья».
Однако на третий день всё повторилось до пугающей точности — та же поза, тот же угол комнаты и то же молчание. Улыбка исчезла сама собой. Это уже не выглядело безобидной детской фантазией. Почти каждый час Никита словно по внутреннему сигналу прекращал любые действия: отворачивался от игрушек, от отца — от всего вокруг — и медленно направлялся к тому самому месту у стены. Он не издавал ни звука: ни плача, ни смеха; не пытался говорить или объяснить что-либо жестами. Просто стоял там неподвижно лицом к стене в полной тишине. Иногда это длилось минуту-другую; иногда дольше — пока Алексей с тревогой в сердце не подходил к нему и осторожно не отводил от стены.
То беспокойство, что поначалу ощущалось лёгкой дымкой где-то на заднем плане сознания, постепенно превращалось в гнетущий ком внутри груди. Алексей воспитывал сына один: его жена Роксолана умерла в день рождения их ребёнка. С тех пор вся его жизнь была сосредоточена на этом хрупком существе. По профессии он был архитектором – человеком логики и порядка; привык всё рассчитывать наперёд и держать под контролем каждую деталь жизни… Но как можно управлять тем, чего сам не понимаешь? Как объяснить стремление ребёнка прижиматься к холодной стене?
Он проводил ночи без сна перед экраном компьютера – вводя один за другим отчаянные поисковые запросы: «Ребенок стоит лицом к стене», «Малыш избегает контакта», «Странное поведение у годовалого». Ответы вызывали холод внутри: «Возможные признаки аутизма», «Реакция на скрытую психологическую травму», «Нарушение эмоционального взаимодействия». Участковый педиатр выслушал Алексея внимательно – но лишь развёл руками.
«Понимаете… дети иногда словно пришельцы с другой планеты», – сказал он задумчиво. – «Может быть ему просто нравится ощущение прохлады? Или таким образом он успокаивается? Возможно это всего лишь временный этап развития».
Но Алексей чувствовал нутром – это вовсе не временное явление… В этом молчаливом стремлении к углу было слишком много смысла – личного смысла… слишком много боли для игры… Это был ритуал.
Однажды он вернулся домой раньше обычного – день выдался коротким – и застал сына всё в той же позе у стены: ладошки плотно прижаты к обоям с весёлыми зверюшками; лоб упёрт в поверхность; тело напряжено… В этой неподвижности читалась такая сосредоточенность и отчуждённость одновременно… что дыхание Алексея перехватило.
Он подошёл тихо… опустился рядом на корточки… стараясь не нарушить хрупкое равновесие момента.
— Сынок… — прошептал он едва слышно… голос предательски дрогнул… — Зачем ты так делаешь?.. Что ты там видишь?..
